Угол падения | Страница: 118

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Расхотел. Курение, говорят, сокращает жизнь, а она у меня только начинается.

— Как вы в себе уверены! Рад за вас, честное слово, Константин… как там ваше отчество?

— Петрович.

— Блестяще! Константин Петрович. Большое вам плавание, как большому этому самому, которое никогда не тонет.

— Ну-ну, я-то утрусь, но ты, мент, будешь это самое всю жизнь разгребать. А я на «мерседесе» ездить. И все равно по-моему будет.

— Будет и по-твоему, пока не шлепнут. А еще лучше, Манцев, ты живи. Одно наказание у тебя уже есть: красавица Нора. Остальное получишь. Со временем

Манцев дернулся, хотел просто резко ответить, но сдержался, развернулся и зло печатая шаг, направился к своему номеру.

— Сигареты не забудь! — крикнул ему вдогонку Алексей.

Когда за Манцевым захлопнулась дверь, Алексей' громко зевнул. «Мне, что ли, закурить? А ведь Чанцев не курит «Кэмел», это не его сигареты. Он курит другие, дешевые. Костя на дорогие привычки только замахивается, зато с каким аппетитом! А чего это он сюда приперся? Рассказать правдивую душещипательную историю о двух ворах? А зачем? Откреститься от девушки, которую раньше прикрывал. Правильно, зачем она ему, если по наследству досталась блестящая Нора. Кстати, что-то пауза затягивается. Нерешительный намечается собеседник, самому, что ли, пойти поискать?»

— Есть там кто? — крикнул он наугад. — Выходите! Раздался нерешительный скрип, нечто большое и могучее выглянуло из-за колонны.

— Елизавета, ты? Опять подслушивала?

— Не спится. Эльза бродила, бродила, лекарства какие-то пила. Я не могла уснуть, а теперь она спит как слониха, а мне скучно:

— Ну иди, садись, большой ребенок. Холодно?

— Ага.

— Одеяло не дам, сам замерз. Тут кто-то спортивную куртку оставил. Хочешь?.. Ну и что ты слышала, большая Лиза?

— Манцев такой плохой!

— Лиза, ты, кроме как на плохих и хороших, людей как еще делишь?

— А надо?

— Надо взрослеть, дорогая.

— Вы же сами его отругали?

— Не отругал, а обозлил. Дурной язык мой — враг мой.

Лиза вздохнула.

— Ты как на фирму-то попала?

— Пришла. По объявлению.

— И кто тебя взял?

— Ирина Сергеевна. Она добрая.

— Это я уже знаю. Поэтому ты за Ирину Сергеевну горой, работу боишься потерять. Родители на пенсии, собаке нужен корм «Чаппи», или как его там. И сама, наверное, неплохо кушаешь, да и маму с папой надо кормить.

— Нет, что вы. У папы очень большая зарплата, а свою я только на себя расходую.

— А чего ж ты так за работу дрожишь? — удивился Леонидов.

— Ну, если я буду дома сидеть, мне все делать придется, а я не люблю. И на даче тоже не люблю — огурцы там всякие, грядки. Мне в «Алексере» нравится, от дома близко, кормят, Ирина Сергеевна хорошая.

— У тебя подруги есть на фирме кроме Эльзы?

— Да нет. Как-то не получается с ними… А зачем вы про подруг спросили?

— Может, кто-нибудь с тобой секретами делится.

— А вас что интересует?

— Пашина любовница, конечно.

— А, это я и так знаю.

— Откуда?

— А я после работы домой не тороплюсь, поэтому все про всех знаю. Вечером самое интересное происходит. Я их видела у него в кабинете.

— КОГО?

— Пашу и Ольгу. Ольга просила никому не говорить, я и не говорила. Но вам же можно?

— Конечно! Ольга — это Минаева, что ли?

— У нас на фирме только одна Ольга.

— Значит, это все-таки Ольга, а я голову ломаю. Конечно, Манцев такой убедительный портрет нарисовал. Ольга, значит, решила восстановить справедливость собственными методами: влезть к Паше в постель и через него влиять на дела фирмы.

— Ольга хорошая. Я к ней недавно подошла, она пообещала, что никто меня не уволит.

— В обмен на что?

— Не знаю. Просто так, наверное.

— Она думала, что ты сообразишь, о чем тебе молчать надо.

— Да? А что тут такого? Я не то сделала? — испугалась Лиза.

— Слово, Елизавета, не воробей. Но я никому ничего не скажу. Работай себе на здоровье, тебе надо. Какая у тебя собака-то?

— Эрдельтерьер. Максимилиан, Максик. Медаль на выставке получил, такой милый!

— Слушай, Елизавета, иди-ка ты баиньки. Снотворного у тебя, случайно, нет?

— Нет.

— А у Эльзы? — осторожно спросил Леонидов.

— Она же беременная. Им вредно… Так вы не сердитесь, что я сказала, будто Валера сам с балкона спрыгнул?

— Но что Иванов с балкона не прыгал, ты ведь знала?

— А Ирина Сергеевна сказала, что прыгал.

— Она тебя попросила так сказать.

— Ну, вообще, да.

— Что значит — вообще?

— Мне Ольга передала.

— Ас чего это Ирина Сергеевна свои просьбы через Ольгу передает?

— Она ее любит. Ольга у Серебрякова долго секретаршей была, и ничего такого у них не случилось, хотя Александр Сергеевич любил с красивыми девушками романы крутить. Просто Оля очень порядочная, Ирина Сергеевна ее за это уважает и на работу обратно взяла.

— Значит, Ольга — лицо доверенное.

— Конечно. Я ей верю. Она за меня перед Ириной Сергеевной словечко замолвит.

— Все так, все правильно. Иди ты спать наконец.

— А с вами побыть еще нельзя? Я не усну.

— Лиза, ты меня напрасно за брата принимаешь. Я чужой мужчина, мало ли кто может что подумать, если нас вдвоем увидят.

— Да? Тогда я пойду. Нате вашу куртку.

— Иди, сокровище, иди. Только больше не подслушивай, встану и проверю. Смотри у меня!

В том, что Елизавета больше не будет прикладываться ухом к двери, Леонидов был почти уверен, как и в том, что в гости придет кто-то еще. Поэтому и поспешил спровадить девушку, мало ли какая еще персона решит исповедаться в совершенных грехах. Становилось очень даже интересно… За окном тихо падал снег, тишина и темнота окутали насторожившийся дом. Ночь не принесла покоя. В холодном коридоре снова раздались шаги. Женщина подошла к дивану и отчетливо заявила:

— Я забыла здесь свою спортивную куртку.

— Да, действительно. Без нее никак не заснешь. Она рассмеялась искусственным, щекочущим нервы смехом:

— Я просто шла к Манцеву и решила прихватить случайно забытую на диване вещь.

— Оля, вы уверены, что вам надо туда идти?