Конечно, Лена держалась, но Леонидов кожей почувствовал ее испуг, как будто ледяная волна окатила его с головы до ног. Женщина сжалась, подобно пружине, готовая распрямиться и больно ударить обидчика.
— Бедная, бедная Лилечка! Какой ужас! Вот так у нас гибнут молодые девушки! В любой момент может объявиться какой-нибудь маньяк, а вы все ходите, допросы учиняете, глупостями занимаетесь. Стыдно, — выпалила Лена.
— Это еще почему?
— Потому что вы, вместо того чтобы преступника ловить, сидите и альбомы чужие рассматриваете.
— Когда вы последний раз видели Лилю?
— Вы что, не видите, как мне плохо? На меня такие потери обрушились последнее время, тут еще и трагическая гибель близкой подруги. У меня ком в горле стоит. Принесите мне воды, пожалуйста, графин на кухне.
«Ладно. Подумать хочешь. — Леонидов пошел за водой. — Ну подумай, есть о чем. Как лихо ты усвоила лучшее правило защиты. Стала бы ты так на меня наезжать, если бы что-то не скрывала».
Лена взяла стакан, не спеша, маленькими глотками стала пить противную, нагревшуюся на солнце воду. Зубы о край стакана у нее не стучали.
— Вы утверждаете, что с Лилей не виделись очень давно? Почему вы так разволновались, Елена Викторовна?
— Да, разволновалась. Если бы кого-нибудь из ваших одноклассников нашли убитым где-нибудь в лесу, вы бы что, не стали переживать? К тому же мы с Лилей встречались и после школы. Ее что, изнасиловали? — произнесла она зловещим театральным шепотом.
— Нет, не изнасиловали. Задушили. Голыми руками, представьте себе. Думаю, убрали как свидетеля, который может помочь в раскрытии дела Серебрякова.
— Да что вы?
— А разве вы не в курсе, что Лиля работала в магазине «Алексер»?
— Откуда?
— Сколько же времени вы не встречались?
— Не помню. Кажется, меньше года.
— Значит, Лиля уже работала на фирме, когда вы виделись в последний раз. Разве она не упоминала о своей работе?
— Я не помню. Это было достаточно давно.
— Ретроградная амнезия?
— Что? Вы что, шуток не понимаете? Просто я не обязана помнить, где и с кем работают мои подруги. Несомненно, Лиля не могла не упоминать о том, на какие средства существует, но у меня полно и своих проблем.
— Кстати, а почему вы сейчас не на работе?
— Наша фирма временно закрыта. Последствия кризиса.
— Понятно. А на что вы существуете?
— У меня дома, как видите, есть компьютер. Беру работу на дом. Набираю на компьютере текст разного рода рукописей. Сейчас все пишут, весьма популярное занятие.
— Быстро печатаете?
— Я работаю с текстовым редактором, господин сыщик. Если у меня на работе временные трудности, то это еще ничего не значит, могу пока продержаться.
— Рад за вас. В наше время это качество особенно ценно. И все-таки день встречи с Лилией припомните.
— Я не делаю в своем календаре пометок о свиданиях ни с подругами, ни с мужчинами.
— А про мужчин я еще не спрашивал. Заранее хотите отмазаться?
— Среди моих знакомых нет подозрительных молодых людей на роль убийцы-маньяка. Мне нечего скрывать.
— Зато мне есть о ком спросить. Один молодой человек, например, у которого в последнее время обитала Лиля, утверждает, что она часто вспоминала некую подругу Лену и даже навещала ее незадолго до своей смерти.
— Может, быть. Лена — имя распространенное, а Лиля была девушка крайне общительная. Так что все могло случиться, только я-то тут при чем?
— А ведь к этой Лене Лилия, судя по всему, поехала и вечером седьмого сентября, когда ее мама стала настаивать на ее явке к нам в МУР.
— Да? Странно, ничего про это не знаю.
— Значит, никаких показаний на этот счет дать не хотите? Подумайте хорошенько, Елена Викторовна.
— Хочу. Хочу дать показания. Во-первых, заявляю, что не знала никакого Серебрякова, даже на лестничной клетке и у дверей соседки ни разу с ним не сталкивалась. И если моим родителям так не повезло сесть с ним в один лифт, когда его задумали убрать, то лично я к этому никакого отношения не имею. Можете запротоколировать, я это с огромным удовольствием подпишу.
— Спасибо, большое спасибо. И за чай тоже.
Леонидов решил пока не настаивать на продолжении беседы с упорной дамой. Поэтому он преспокойно подождал, пока Елена Завьялова запрет за ним дверь, и позвонил в соседнюю квартиру.
Лана возникла в дверном проеме, одетая в умопомрачительный красный костюм и в полной боевой раскраске. Губы алели на ее лице, как флаги не так давно свергнутых коммунистов, ноги блестели толстым слоем лайкры толщиной пятьдесят ден. Только вместо туфель на ней были домашние тапочки, пара розовых ушастых уродцев, основательно потрепавшихся от непрерывного применения.
Она бросила на Леонидова взгляд победительницы если не в целой войне, так по крайней мере в одном из ее генеральных сражений:
— Я уже ухожу.
— Могу составить компанию.
— Ха! Где ж ты раньше был, когда приглашали? Тю-тю, Леша. У меня свидание.
— Так-так-так. Я слышу бой барабанов. Что, подходящий объект на горизонте замаячил?
— Не смешно.
— В таком случае, Светлана Анатольевна, торжественно обязуюсь передать вас из рук в руки в целости и сохранности, как представитель законной власти, так сказать.
— Да мы опять на «вы»?
— Служба. Что поделаешь. Все равно вы меня отвергаете.
— Ну ладно, можешь проводить. Туфли только надену.
— Я с вами.
— А здесь не можешь подождать?
— Мне надо в одно место.
— Нахал ты.
Это была скорее интуиция, чем уверенность, но телефон в квартире звонил. Отбросив с дороги Лану, Алексей метнулся к журнальному столику:
— Алло!
Никто не ответил.
— Ты что, сдурел? Если это мой новый, я тебя прибью. Зачем ты мне личную жизнь портишь? Ни себе ни людям.
— Не переживай, красотка, это не то, что ты думаешь. Только что я спас тебя от одного из семи смертных грехов.
— Ха! От блуда, что ли?
— От этого тебя уже и сам Господь Бог не спасет. Сие кара пожизненная. От лжи, дорогая, я спас тебя всего-навсего от лжи.
— Отморозок.
— Я представитель правосудия, Алексей Алексеевич меня зовут, — обиделся он.
— Подумаешь. Иди давай, куда хотел, я уже в туфлях.
— Передумал. Ты убиваешь во мне все физиологические потребности.
— Не понимаю я тебя, Леонидов.