– Нет, но…
– Ай-яй-яй! Как же вам не стыдно, Людмила? Обвиняете меня во всех смертных грехах, а сами? Я честнее вас, мой муж, по крайней мере, знает, что ребенок, которого он воспитывает – не его. А вы своему Геночке семнадцать лет врете. И как, по-вашему, он на это отреагирует? Хотите подробности нашего развода? – Людмила отчаянно замотала головой: нет, нет, нет! – А зря… Насколько я успела узнать Манукова, он мстительный, злобный, завистливый и, как я уже упоминала, ревнивый. Вам не поздоровится, если вы ему расскажете правду. Так может, мы обе сохраним нашу тайну? Вы не станете рассказывать правду Ренату, а я Гене.
– Я устала жить во лжи! – Людмила решительно отодвинула стакан с соком.
– Какой пафос! – насмешливо сказала Элина.
– Ренат сегодня же узнает всю правду!
– А Гена?
– И Гена.
Манукова резко встала. Элина увидела, как она пошатнулась и схватилась рукой за спинку стула. И подумала: «От волнения… Это все нервы…»
– Людмила, стойте! – вскочила она.
– Не трогайте меня! – отпрянула от нее Манукова. – Лгунья!
«Боже, что я наделала?! – Элина с отчаянием смотрела, как та отправилась искать мужа. – Ну, нет, милая. Если Геночке и суждено узнать правду, то он услышит ее от меня! А там посмотрим…»
– Теперь вам известно все, – устало сказала Элина и откинулась на спинку стула.
Эти бесконечные часы ожидания в терминале итальянского аэропорта и признания, которые она сделала чужому ей человеку, как она презрительно называла его про себя, «менту», совсем лишили Катыкову сил. Ей казалось, что этот безумный день не кончится никогда. Что это и есть ее ад: откровения в зале ожидания, забитом людьми, горечь во рту от бесчисленных чашек выпитого кофе и подступающая к горлу тошнота. Элина чувствовала, что ее вот-вот вырвет и она скорчится на затоптанном полу, обессиленная, раздавленная собственными откровениями.
– Что-то такое я и предполагал, – вздохнул Алексей. – Успела Манукова поговорить с вашим мужем, как вы думаете?
– Не знаю… Послушайте, оставьте меня в покое! Я устала.
– Наш самолет скоро прилетит.
– Мне-то что? – усмехнулась Катыкова. – В Москве меня не ждет ничего хорошего. Либо тюрьма, куда я не спешу, либо позорный развод.
– А может, попробуем спасти ситуацию?
– Как?
– Элина Виленовна, давайте-ка проследим, в какой последовательности развивались события. Вы сказали, что, вставая из-за стола, Людмила пошатнулась.
– Да. Мне показалось, от волнения и от жары ей вдруг стало плохо. Она побледнела, на лбу выступил пот.
– И после разговора с вами она пошла искать мужа, чтобы признаться ему во всем.
– Да.
– Нашла?
– Что?
– Она его нашла? Или вы отыскали Манукова раньше?
– Я нашла его раньше, – призналась Элина.
– Где?
– У бассейна. На территории отеля.
– Что он там делал?
– Как что? Принимал душ!
Алексей вспомнил: да, на пляже не было душа. Но крайний ряд шезлонгов начинался всего-то метрах в десяти, песчаный пляж отделяла от каменного забора высотой в метр дорожка для променада. Утром здесь активно практиковали бег трусцой. Алексей и сам пару раз пробежался, но потом сник, подумав: «На отдыхе надо отдыхать». За каменным забором начиналась территория отеля, на которую не пускали навязчивых торговцев всяким барахлом: поддельными брендовыми сумками и «фирменными» итальянскими очками. Поэтому иностранцы предпочитали лежать у пахнущего хлоркой бассейна, мелкого, как подмосковная лужа после недели затяжных дождей, время от времени чопорные англичане или в упор никого не замечавшие немцы шествовали к морю, дабы искупаться. Никому из них и в голову не приходило рвать к буйкам и уж тем более заплывать за них. Ополоснувшись, они так же торжественно, с чувством выполненного долга, шествовали обратно.
Русские же делали наоборот: лежали в шезлонгах у моря, стараясь занять местечко поближе к кромке прибоя, и то и дело носились к бассейну, чтобы принять душ. Алексей уже знал: если, доплыв до оранжевого поплавка размером с хорошую тыкву, увидишь человека, можно смело заговаривать с ним на родном языке. А уж в дождь и в прохладную ветреную погоду купаются только русские.
И то, что шезлонги у бассейна с раннего утра занимают они, не соответствует действительности. Первыми приходят наученные горьким опытом немцы. Они уже поняли: воевать с нами даже за шезлонги бессмысленно, проще встать пораньше. Хотя в этом отеле необходимости занимать местечко у бассейна аж в семь часов утра не было, русские этим совершенно не интересовались. Все они тусовались у моря.
«Странные они какие-то. Едут на море, чтобы у бассейна с хлоркой лежать!» – думают наши о европейцах.
«Ненормальные. Заплатить за номер в престижном отеле немалые деньги и весь день проводить на общественном пляже и вообще черт знает где!» – приблизительно так думали европейцы.
Зато они друг другу не мешали, наши с ненашими. Воды в душе хватало на всех, да и очередь туда никогда не выстраивалась. Душевая кабина утопала в цветах какого-то растения, весьма экзотического. Как отметил Леонидов, «на даче это не растет».
Это, так сказать, быт и нравы. Алексей какое-то время от скуки их изучал, забавляясь. Пока не погрузился с головой в драму «Монтекки» и «Капулетти».
– Значит, Мануков принимал душ… – задумчиво сказал он.
– Я тоже хотела принять душ. Было очень жарко, перевалило за полдень, – вздохнула Элина.
– Там, у душевой кабины, вы с ним и столкнулись.
– Да.
– О чем вы говорили?
Элина какое-то время кусала губы, потом решилась:
– Хорошо, я вам расскажу. После всего того, в чем я уже призналась, это сущие пустяки.
– Я понял: вы решили опередить Людмилу. Нанести, так сказать, удар первой.
– Вы меня осуждаете? – вскинулась Катыкова. – Я защищала свою семью!
– Рассказывайте уже.
Когда Элина вошла на территорию отеля, Геннадий Мануков, стоя у душевой кабины, надевал банный халат. Катыкова сразу заметила бывшего мужа, и он ее тоже. Но тут же демонстративно отвернулся. Элина решительно направилась к нему, отступать она не собиралась.
– Пожалуйста, мадам, – Мануков сделал приглашающий жест рукой и издевательски поклонился. – Душ свободен! А полотенчико пусть вам муженек подаст. У шлюх слуг нет. Только мужья – придурки рогатые.
– Кто бы говорил! – не удержалась Элина. В конце концов, он сам напросился.