Москва не принимает | Страница: 60

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Что ты сказала?!

– Ты почему на меня кричишь?

– Свитер! Конечно! Вот я дурак! – Он хлопнул себя по лбу. – Я могу объяснить это только тем, что не выспался! Все элементарно! Ты умница, милая! – Он с чувством обнял жену.

– Леша, что с тобой? – отпрыгнула Саша. – Ты с ума сошел от многочасового ожидания?

– Похоже на то! – весело согласился он. – Если бы я был в своем уме, я бы еще пять часов назад обо всем догадался, а не теперь! Ну, я и тупица!

– Я вижу, с тобой бесполезно говорить, – холодно молвила Саша.

– Милая, дай мне полчаса. Всего полчаса, – попросил он. – Потом я весь – твой. Но я должен поставить в этом деле точку.

– Если ты сейчас уйдешь… – Саша сделала паузу.

– То что?

– Ты знаешь, Алексей. Решай, что тебе дороже – семья или твои детективные загадки.

– Конечно, семья! – не задумываясь, ответил он.

– Тогда ты пойдешь со мной. – Саша взяла его за рукав.

– Через полчаса, – он мягко отвел ее руку. – Это ничего не изменит.

– В наших с тобой отношениях – изменит, – упрямо сказала жена.

– У тебя, я вижу, начинается истерика. Пойди, возьми у Анны Васильевны валерьянки. Скажи ей, чтобы Наде больше успокоительного не давала. Я приду через полчаса и буду с ней серьезно говорить. Девочке пора рассказать всю правду.

Жена сверкнула глазами, но ничего не ответила. Молча повернулась и ушла. А Алексей отправился искать Рената Катыкова.

Двадцать один двадцать

– Так вот где вы прячетесь! – Алексей сел за столик, накрытый клетчатой скатертью, красной с белым. От этой клетки его тошнило не меньше, чем от кофе.

– Я не прячусь, – с вызовом посмотрел на него Катыков.

Он сидел в гордом одиночестве перед тарелкой, в которой скорчилась остывшая пицца, похожая на подошву от старого башмака. Ее отодрали и под видом еды положили на тарелку из пластика, теперь и то и другое стало абсолютно несъедобным. Алексей вновь почувствовал спазм в желудке. Если к полуночи они не улетят, в терминале можно разбивать лазарет. Кое-где уже слышится детский плач, да и взрослые чувствует себя немногим лучше.

– А у меня именно такое впечатление создалось. Вы прячетесь. Решили напиться, как Мануков? – Алексей кивнул на стоящую перед Ренатом Алексеевичем бутылку виски.

– Не сравнивайте меня с ним, – поморщился тот. – Как видите, бутылка почти полная. Кстати, я вас сюда не звал. Что вам нужно?

– Ваша жена и приемный сын признались мне в том, что убили Манукова. Оба.

– Вы шутите?

– Нет. Оба готовы прямо из Домодедова отправиться в тюрьму, и Элина Виленовна, и Артем. А вы сидите здесь и делаете вид, что ничего не случилось.

Катыков судорожно потянулся к бутылке виски.

– Стоять! – Алексей накрыл своей ладонью его руку. – Не сметь пить!

– Да кто ты такой?! – взвился Катыков. – Ничего ты не докажешь, понял?! У меня столько денег и такие связи, что забудь об этом, понял?!

– Ренат Алексеевич, снимите, пожалуйста, свитер, – тихо попросил Алексей.

– Чего? – Катыков судорожно схватился за ворот. – Да с какой стати ты мне приказываешь?!

– Я не приказываю, а прошу. Докажите мне, что вы Манукова не убивали. Снимите свитер. Здесь ведь тепло, если не сказать жарко.

– Ты тоже в свитере, – усмехнулся Катыков.

– Пожалуйста! – Алексей с готовностью стянул с себя верхнюю одежду и остался в одной футболке. – А теперь вы сделайте то же самое.

– И не собираюсь.

– Неужели стесняетесь? – прищурился он. – У вас такой торс! Куда мне! Вы же спортсмен, Ренат Алексеевич! Покажите дамам свою впечатляющую мускулатуру! Ну же!

– Что ты плетешь? – пробормотал Катыков.

– У вас ведь под свитером ничего нет, – не унимался Алексей. – Это мода такая, да? Надевать кашемировый свитер прямо на голое тело? Не колется? Тело не чешется? Ба! Да это ведь кашемир! Мягкий и нежный, как кожа красивой женщины.

– Хватит паясничать!

– А ведь утром на вас была рубашка. Дорогая светлая рубашка с коротким рукавом, я видел такую в бутике. Версаче, кажется. И куда вы ее дели?

Катыков побледнел. Даже густой загар не мог этого скрыть.

– Ладно, поймал, – признался он. – Ну, была рубашка, и что?

– Это я вас спрашиваю: что с ней случилось?

– Была, и нет. Доволен ответом?

– Не очень. Такая дорогая, стильная вещь, и надо же – какая короткая у нее жизнь. Ведь вы ее безнадежно испортили, Ренат Алексеевич. Сначала вы пытались ее отстирать, но поняли, что это бесполезно. Анна Васильевна, врач, которая сейчас сидит с Надей, встретила вас у туалетов. Так что не отпирайтесь: вы пытались отстирать рубашку. Наверное, вы не знаете, что кровь отстирывается холодной водой, а не горячей. Хозяйством всегда занималась ваша несравненная жена, она же отдавала вещи в прачечную и в химчистку. К тому же в клозете на нижнем этаже столько людей, в отличие от верхнего. Все время кто-то заходит и выходит. И вы решили испачканную в крови Манукова рубашку просто выбросить. А если я ее найду?

– Не найдешь, – усмехнулся Катыков.

– Ба! Так вот зачем выходил из стерильной зоны Артем! Вы и сына впутали в свои делишки!

– Он ничего не знал! – вскинулся Катыков. – Понял? Я просто дал ему сверток и попросил выбросить его в мусорный контейнер на улице.

– Артем крайне любопытный юноша. Уж конечно, он заглянул в пакет. Но почему он вдруг решил взять вину на себя? Совесть замучила? Он еще не понял, что влюблен в Наденьку. Он ревнует девочку к вам, Ренат Алексеевич, к ее настоящему отцу. Как вы себе представляете жизнь под одной крышей?

– Ты и это знаешь?!

– Я не знаю только одного, – жестко сказал Леонидов. – Мотив. Ведь это ты отравил Людмилу Манукову.

– А вот здесь ты ошибаешься, – криво усмехнулся Катыков. – Это сделал не я.

– Неужели твоя дочь?! Надя отравила родную мать?! Вот почему девчонка решила повеситься!

– Если бы… Значит, ты ничего не понял? – Ренат Алексеевич вновь потянулся к бутылке. На этот раз Алексей ему не препятствовал. Катыков плеснул себе виски в пластиковый стаканчик и выпил одним жадным глотком.

– Людмилу отравили олеандром, это я понял, – напряженно сказал Леонидов. – Далеко не все знают, что это растение ядовито. Но люди, увлекающиеся ботаникой, или, к примеру, заядлые цветоводы, в курсе.

– Вот именно, – кивнул Катыков. – Ботаники.

– У Манукова в детстве была кличка «ботаник», – пробормотал Алексей.

– Что, сыщик, стало доходить?