– Ишь, какой ловкий! – переглянулась очередь.
На диване освободилось место рядом с Ираидой Осиповной. «Вот и подсказка», – подумал Алексей, направляясь туда. Ираида Осиповна с опаской подвинулась.
– Не бойтесь, я вас не съем, – улыбнулся Леонидов.
– Кто вас знает.
– Ольга-то мне все рассказала.
– Что именно? – вздрогнула Ираида Осиповна.
– Она приходила дважды. Первый раз без торта. И вас, Ираида Осиповна, на вахте не было.
– Кто ж ее тогда впустил?
– Синьборода.
– Кто?!
– Старик с тростью.
– Ах, этот... Я его не видела.
– Правильно: он проходил мимо вахты, когда вас там не было. Постойте... Вы сказали, что не видели его... Вообще не видели. Это значит... Сколько же вы отсутствовали, Ираида Осиповна?
Та покраснела.
– Минут двадцать? Так? Или даже полчаса?
– Я просто поднялась к себе за вязанием.
– Полчаса ходили за вязанием?! На каком этаже вы живете?
– На девятом.
– Давайте посчитаем. Две минуты туда, две обратно. Допустим, вы долго ждали лифт, хотя, как я вчера убедился, народ сидит по домам: праздники. Нет, Ираида Осиповна, лифт вы не ждали. Подняться на девятый этаж и спуститься обратно – пять минут, не больше. Двадцать пять минут искали вязание? Сколько у вас комнат?
– Одна.
– Ираида Осиповна, это несерьезно. Давайте рассказывайте.
Ираида Осиповна еще больше покраснела:
– Мне нечего вам сказать, – прошептала она.
– А вы, оказывается, хорошая актриса, – похвалил Алексей. – Вчера так убедительно сыграли полное неведение. Помните? А вы ведь знали, что в доме произошло убийство, когда мы приехали на место происшествия. Знали, кого убили, знали когда. И знали кто, так?
Консьержка молчала.
– А может, это вы ее того, а?
– Я?! – Ираида Осиповна вздрогнула. – Нет, нет, что вы! Когда я к ней зашла, она уже была мертва! Ой! Что я говорю?
– Правду, – ласково сказал Алексей. – Наконецто вы говорите правду.
– Я даже не поняла, что ее убили, – тут же начала оправдываться консьержка. – Подумала: сердечный приступ.
– Почему же не позвонили в «скорую»?
Ираида Осиповна молчала.
– Понятно. Для верности не позвонили. А вдруг откачают? Есть такая статья в уголовном кодексе: неоказание помощи. Вы в курсе? Не дрожите, вы под нее не подпадаете. К вашему счастью, это было убийство. Кстати, почему вы решили зайти к бабе Ане? Она не отвечала на звонок домофона? Вас чтото насторожило?
– Я и в самом деле поднялась наверх за вязанием, – вздохнула Ираида Осиповна. – Но когда спускалась, решила выйти на пятом этаже.
– Почему?
– Видите ли... Хорошо, я расскажу все, – решилась наконец консьержка.
История болезни Глухарева И.О.
Невозможно объяснить, почему к одному человеку с первого взгляда возникает симпатия, а к другому антипатия. Причем одна и та же особь нравится совершенно разным людям и разным же не нравится. Нет людей на сто процентов приятных, о которых все говорят с симпатией, обязательно найдется ктото, кто увидит в этом приятном человеке своего смертельного врага, или же в отъявленном мерзавце, скажем, злостном неплательщике алиментов, симпатягу.
Ираида Осиповна не могла объяснить, почему симпатизирует Илье Шемякину. Она и видела-то его от силы раза три. Но запомнила и зачислила его в разряд людей приятных, с которыми хочется общаться.
Возможно, потому, что Шемякин напоминал ей бывшего мужа, Ивана Глухарева. Такой же высокий, широкоплечий, с простоватым лицом. Ираида Осиповна знала и его историю. Знала, что Шемякин не москвич, живет с женой и тещей на их жилплощади, и поначалу была уверена, что у него, как и у ее Вани, проблема с пропиской.
И еще: Илью Шемякина ненавидела баба Аня, которую, в свою очередь, тайно ненавидела сама Ираида Осиповна. Всего этого было достаточно для того, чтобы консьержка взяла Илью под свое покровительство.
Когда завертелась история с наследством, она была на стороне Шемякина. Но по непонятным причинам Ираиде Осиповне была крайне неприятна Ольга. Возможно, это была подсознательная женская ревность к мужчине, похожему на Ваню, которым завладела другая женщина. Или еще что-то. Но Ольгу Ираида Осиповна терпеть не могла. Поэтому в споре за наследство была не на ее стороне. Но квартиру и деньги бабы Ани симпатичный Илья мог получить только через несимпатичную Ольгу! Вот каков был расклад! И что Ираиде Осиповне, спрашивается, было делать?
С бабой Аней у нее были отношения не сказать, что дружеские. Друзей у старухи-процентщицы не было вообще. Но баба Аня, как и все старые, одинокие люди, скучала. У нее была симпатия: Наиля. С которой баба Аня распивала чаи, попутно уча девушку жизни. А с Ираидой отношения были деловые. Тем не менее, баба Аня иногда снисходила до того, чтобы с консьержкой поболтать.
О своих клиентах старуха никогда не говорила. Здесь Ираида Осиповна сказала Леонидову чистую правду: баба Аня была могила. Предметом их разговоров были родственники. На этой почве Ираида Осиповна с бабой Аней и сошлись.
Консьержка жаловалась на сноху, а старуха на мужа единственной племянницы и своей наследницы.
– Смерти моей ждет, – шипела паучиха. – Сюда носа не кажет, Ольку посылает. А Олька – дура. Говорила я ей: не ходи замуж за этого оборванца. Уж какого я ей жениха нашла! Из банка! Так нет! Не послушала тетку! Живи вот теперь, лаптем щи хлебай!
– Приезжают раз в год, – жаловалась Ираида Осиповна. – Будто я им чужая. А все из-за чего? Из-за прописки! Сноха-то приезжая, небось, и за Игоря вышла, чтобы москвичкой стать. А я ее не прописала!
– И правильно! Олька-то своего прописала. И что из этого вышло?
– Что? – жадно спросила Ираида Осиповна. История Шемякиных до боли напоминала ее собственную.
– Плохо живут.
– Да ну?
– По Ольке вижу: плохо. А как теперь разойтись? Квартиру придется делить. Попробуй его теперь оттуда выпри! Он теперь москвич! Моня, Соня, Ганс! Куда?! Зюзя, Мальва! Окаянные! Глянь, как домой рвутся! Опять жрать хотят!
– Беда вам с ними, Анна Павловна, – угодливо улыбалась Ираида.
– Лучше уж собаки, чем люди, – ворчала та. – На людей я насмотрелась. Подлое существо человек. И ласки не понимает. Собака того, кто ее кормит, никогда не предаст. А человек и еду сожрет, и руку откусит, которая его кормила. Пойду...
– Соседи-то на собак не жалуются?
– А что мне до них? Вот они у меня где все! – и баба Аня сжимала сухонький кулачок.