– Как вы устроились с Василием? – спросила она Веру, помогавшую ей раздеться.
– Все хорошо, ваше сиятельство.
– После графского дома на Фонтанке тебе здесь должно казаться бедно и тесно.
– С милым и в шалаше рай, – улыбнулась Вера. – Вы не беспокойтесь, ваше сиятельство, лишь бы вам было хорошо и ребеночку, когда он родится. А где ж лучше-то, как не в деревне?
Когда она ушла, Александра взяла шкатулку с драгоценностями и присела на кровать. В этой шкатулке теперь было все ее богатство. Разумеется, она может обратиться с прошением к государю и заставить мужа определить достойное содержание себе и сыну, может даже заставить его жить с нею, но стоит ли так унижаться? Она пришла в этот брак ни с чем, он же имел огромное состояние. Гордость не позволит ей принуждать графа к совместной жизни и требовать у него денег. У нее есть огромный индийский алмаз «Сто солнц в капле света». Одной продажей этого алмаза она сможет какое-то время жить безбедно.
«Что же касается остальных драгоценностей, то честнее будет вернуть их Алексею Николаевичу. Это фамильные драгоценности, пусть уж лучше он отдаст их обожаемой Элен в качестве приданого», – такие были мысли Александры, когда она открывала шкатулку.
Поначалу, не увидев футляра с алмазом, она не забеспокоилась. Шкатулку трясли, переворачивали, в ней копались разбойники, оценивая свою добычу. Должно быть, алмаз оказался в самом низу. Она перетряхнула всю шкатулку и только тогда заволновалась. Алмаза в ней не было.
Она перевернула шкатулку, и все драгоценности оказались на постели. Александра торопливо перебирала сияющую груду, ища «Сто солнц».
«Вера!» – хотела крикнуть она, но передумала. Еще и еще раз, перебирая драгоценности, она все никак не могла смириться с пропажей, но алмаз от этого не появился.
Итак, его украли. Кто? Когда? В последний раз она видела алмаз, собираясь в дорогу. Он был в шкатулке, когда карета графини Ланиной несколько суток ехала на юго-восток от Петербурга. Видимо, до того момента, как на нее напали разбойники. Знал ли Серж, что камень в шкатулке? Заглядывал ли он в нее? При ней он этого не делал. Но они ночевали на постоялом дворе, что мешало Соболинскому взять алмаз? Это могли сделать и разбойники, из которых один или два ушли. Возможно, графиня Безобразова через Софи дала указание, что именно надо брать. Элен прекрасно знала, что цена алмаза перекроет стоимость всех находящихся в шкатулке украшений. Кто еще? Вера? Камеристка заполучила серьги с изумрудами, а аппетит, как известно, приходит во время еды. Слуги Сержа? Шкатулка какое-то время находилась в руках у людей, догнавших разбойников. Они могли соблазниться добычей и кое-что оттуда взять.
Александра совсем запуталась. Это мог сделать кто угодно, во время многодневного пути она не раз выпускала из внимания шкатулку с драгоценностями. Поэтому наверняка обвинить кого-то в краже невозможно. И как можно обвинить в краже уже украденного? Алмаз-то она утаила! Но разве муж имеет на него право? Алексей Николаевич сам говорил, что ненавидит «Сто солнц в капле света» за то, что алмаз достался ему нечестным путем. Граф, кажется, рад был от него избавиться. Поэтому она и решила продать алмаз, и на эти деньги жить. Но теперь… Теперь все менялось.
Александра совсем уже другим взглядом посмотрела на лежащую перед ней сияющую груду. Еще каких-нибудь пять минут назад все это было ей не нужно. Отдать всё Элен? Ну, уж нет! Материнское чувство сильнее гордости. Оно сильнее всего. Ей надо вырастить сына, и ради этого она пойдет на любую сделку со своей совестью. Машинально Александра погладила живот, потом стала сгребать драгоценности обратно в шкатулку.
Странно, но она даже успокоилась. Ее избавили от вещи, которая жгла ей руки. Которая словно толкала ее на поступки против чести и совести. Теперь все будет по-другому. Она станет вести жизнь чистую и светлую, полную трудов и забот о сыне. Она будет помогать Мари, заниматься хозяйством, проверять счета, ходить в избы к простым крестьянам и помогать им чем только возможно. Нянчить их детей, лечить их, учить. Теперь все это можно и нужно делать. А обо всем остальном забыть.
Проснулась она с этими же светлыми мыслями и позвонила Вере, чтобы принесли кофе.
– Что, завтрак скоро? – зевая, спросила она. – Мари уже встала?
– Мария Васильевна встали в шесть утра, – почтительно ответила Вера.
– Как в шесть?
– В поле поехали, глянуть, как отсеялись крестьяне.
– Мари поехала в поле?!
– Потом в деревню, к старосте. В девять заехали, кофе выпили. Дрова в лесу рубят, так они туда поехали. Нехорошо, говорят, рано.
Александра поспешно встала. Итак, сестра сама занимается хозяйством! Вот откуда эти перемены! Неудивительно, что Мари огрубела и сама стала похожа на крестьянку!
– Одеваться, – велела она Вере.
Завтракать Александре пришлось в гордом одиночестве. Домочадцы, как она узнала, вставали рано. Прислуживал графине старый слуга, делая это крайне неловко. Александра, успевшая за эти три года привыкнуть к роскоши, чувствовала себя не в своей тарелке. День был солнечный, и после завтрака она с радостной улыбкой на лице вышла на залитую ярким светом веранду.
– Я дома, – счастливо сказала она, облокотившись на перила и глядя в сад.
Он весь был залит солнечным светом. Была середина мая, пожалуй, самое прекрасное время во всей весне. Все уже ожило и распустилось, но еще не потеряло своей новизны и свежести: трава, деревья, первые цветы. Птицы, радуясь началу новой жизни, пели, словно соревнуясь друг с другом: кто громче и кто слаще? И над всем этим великолепием сияло огромное, щедрое, золотое майское солнце…
– Кхе-кхе… – раздалось вдруг старческое покашливание.
Она оглянулась и невольно вздрогнула: в одном из плетеных кресел сидел Василий Игнатьевич Иванцов.
– Bonjour, papá, – сказала она по-французски то, чего никак не могла выговорить по-русски. Чужой язык был ее спасением в общении с этим чужим ей человеком. Как же он постарел! А ведь ему только пятьдесят три года! А по виду – старик. Совсем старик. Ей даже стало его жалко.
– Пардон? – прищурится на свет Василий Игнатьевич. – Не имею чести знать?
– Графиня Ланина, – с насмешкой сказала она. – Александра… Васильевна, – добавила она с легкой заминкой.
– Графиня… кхе-кхе, – смущенно кашлянул Василий Игнатьевич, поднимаясь с кресла.
Александра заметила, как неуверенно он стоит на ногах. Меж тем она не чувствовала запаха спиртного. Неужели болен? А ведь она еще помнила его полным сил, полновластным хозяином дома. Теперь дом оказался в цепких руках Мари, а Василий Игнатьевич сдал совсем.
– Надолго ли к нам, графиня? – запинаясь, спросил он.
– Пока окончательно не выяснятся обстоятельства, в которых я нахожусь, я побуду здесь, – твердо сказала она.
– Что ж… – Василий Игнатьевич растерянно посмотрел на нее. Похоже, он ее не узнавал.