— Вот оно что, — делает вывод Алексей Градов. — Понятно теперь, отчего у него сердце остановилось! Но ведь это ты принесла в его комнату бутылку!
— Я ее просто там забыла! Там оставалась всего пара глотков!
— Для закодированного алкоголика и глотка пива хватит.
— Но я-то откуда знала? Что меня, кодировали?
Ирисова громко всхлипывает и поднимается с кресла:
— Какое это все теперь имеет значение?
— Вы куда? — спрашивает ее Люська.
— К себе,
— Но вы же должны сидеть здесь, общаться.
— Ах, мне теперь совершенно все равно! — Серафима Евгеньевна направляется к лестнице.
— Вас проводить? — кричит ей вслед Алексей Градов.
— Благодарю, не стоит, — отрицательно качает головой пожилая актриса.
В гостиной долгая пауза, после которой Виолетта изрекает:
— Я же говорю, что у старушенции поехала крыша.
— Вот, значит, какой у Кучеренко был враг, — усмехается Люська. — Жидкостный телепортатор.
— Как-как? — удивленно смотрят на нее все.
— Народный фольклор. Водяру называют жидкостным телепортатором. Ну, это способ пространственного перемещения, как мой Сережа говорит. Наш Яков Савельевич переместился, например, прямиком на тот свет.
— Глупые шутки, — хмурится Зося.
В одиннадцать часов вечера запускают блок новостей. Потом целый час музыкальные клипы перемежаются с рекламой. «ПИВО «РАДА» — САМОЕ…»
Ночь, но никто не расходится. Разговор в гостиной не клеится. Даже предложение перекинуться в дурачка не проходит.
— Да ну его, — машет рукой Виолетта. — Лень.
— Мозг надо хоть изредка нагружать, — советует Алексей Градов. — Хотя, что это я говорю? Сие невозможно у данной особи из-за отсутствия такового.
— Что? Что ты сказал?!
— Да ладно вам! Прекратите! — Люська и Зося в один голос.
— Я тебе сейчас глаза выцарапаю! Я тебе…
И тут раздается жуткий вопль.
Они бегут наверх: Градов, Зося, Люська, Виолетта. Дверь в комнату Ирисовой заперта.
— Серафима Евгеньевна!
— Откройте!
— Что там?
— Что случилось?
Словно интригуя зрителя, комнату Ирисовой не показывают. Камера сосредоточила внимание телезрителей на четверых перед запертой дверью. Громкий стук в нее, попытки сорвать с петель, ругань.
— Мама дорогая! — шепчет Люська. — Неужели же она тоже…
И в этот момент дверь открывается. На пороге Серафима Евгеньевна, взгляд у нее совершенно безумный.
— А-а-а…
— Что?
— А-а-а…
Люська первой влетает в комнату. В изголовье кровати лежит упавшая картина. Учитывая ее вес и субтильность Серафимы Евгеньевны… В общем, ей бы вполне хватило.
— Меня хотели у…
— Вы живы, успокойтесь. — Градов идет к картине, внимательно осматривает шнур, на котором она висела: — Ну, теперь меня никто не убедит, что это несчастный случай.
— Что ты хочешь сказать? — Зося тоже подходит.
— Он не перетерся. Перерезан. Причем недавно. Видимо, картина висела на одном волоске. Сотрясение мозга гарантировано, если подобная штуковина свалится на голову. А может, что и похуже. Черт, кто придумал запихнуть такой небольшой пейзаж в такую огромную и тяжелую раму?
— Это натюрморт, — шепчет Ирисова. — Цветы… Мои любимые… А-а-а…
— У нее истерика, — говорит Люська. — Ни у кого нет успокоительного?
— Нет! Не-е-т! — кричит Серафима Евгеньевна. — Нет! Только не таблетки!
— Да я же говорю, что у старушенции крыша поехала! — заявляет Виолетта.
— Ты тут второй день крутишься, — подозрительно смотрит на нее Градов.
— Берешь уроки актерского мастерства, — добавляет Люська.
— Да все сюда заходили! Все! Когда его перерезали, кто знает? Когда?
— Убийца-то слегка не рассчитал, — говорит программист.
— Я только хотела ее поправить, — шепчет Ирисова. — Только поправить. Она висела криво. Я чуть дотронулась, и…
— Вот вам и секрет чудесного спасения. — Градов снова внимательно осматривает шнур. — Естественно, что практически на одном волоске картина стала висеть криво. А если бы вы не обратили на это внимания и легли спать…
— А-а-а… — снова в ужасе стонет Ирисова. — Значит, меня все равно убьют? Я не лягу спать! Нет!
— Ну, сегодня уж точно ничего не будет, — пытается успокоить ее Алексей Градов. — Два раза подряд бомба не падает в одну и ту же воронку.
— Я не лягу…
— Ну, хорошо, — Люська зевает. — Я с вами посижу в гостиной.
— И я, — говорит Зося.
— Какие вы слабонервные! — фыркает Виолетта. — Подумаешь, картина упала! А ты что, эксперт? — накидывается она на Градова.
— Я просто не слепой.
— Да нет тут ничего! Никакого пореза! Нет!
— Можешь идти к себе, если не боишься, — советует блондинке Зося.
— Ну и уйду! Подумаешь!
Виолетта громко хлопает дверью.
— Как вы думаете, это она? — Люська смотрит на Градова и Зосю.
— Очень может быть.
Ирисова, не обращая ни на кого внимания, идет прочь из своей комнаты. На ней только длинная, до пят, ночная рубашка с глухим воротом.
— Халат, Серафима Евгеньевна! Халат! — кричат ей вслед женщины.
Халат на Ирисову удается надеть только в гостиной. Пожилая актриса долго сопротивляется:
— Нет, нет, нет! Оставьте! На мне мой саван!
— Надо бы ей чаю горячего, — говорит Люська и идет на кухню.
— Нет, нет, нет! Не оставляйте меня наедине!
— Да что вы, Серафима Евгеньевна?! — возмущается Зося. — Вы думаете, что это я?
— Да, да, да! Вы все!
— Это безумие какое-то! — Зося растерянна.
— Да, да, да! Безумие!
Ирисова вдруг дико хохочет. Похоже, что она пережила сильное нервное потрясение. Несколько смертей на ее глазах, гибель любимого Якова Савельевича и упавшая картина последовательно влияли в отрицательную сторону на рассудок бедной Серафимы Евгеньевны.
— Что теперь делать? — спрашивает Люська Зосю, пока Ирисова мелкими глотками пьет из глиняного бокала горячий чай.
— Ты думаешь, это один из них? — Зося кивает вверх, на потолок. — Градов мне сегодня странные вещи говорил.