— Момент не слишком подходящий.
— Для бокала хорошего вина момент всегда подходящий.
«Иди», — взглядом приказала Елизавет Петровна, и он послушно встал и кивнул:
— Хорошо, Дмитрий Александрович, я иду с вами.
Так они и поступили. Прихватив с собой план замка, Елизавет Петровна и Иван Таранов поднялись наверх, он вместе с хозяином спустился вниз, а Федор Иванович Сивко остался в кабинете, невозмутимо потягивая бургундское. Что же касается Зигмунда, то сомелье исчез, испарился.
Дмитрий Александрович Воронов невозмутимо спускался вниз по лестнице. Он шел следом, раздумывая о событиях сегодняшней ночи. О неожиданной гостье, спрятавшейся за портьерой, о смерти Бейлис, об узких следах модных женских сапожек на пашне… Черт возьми, как изо всего этого выпутаться? Из кухни, также находящейся на первом этаже, так аппетитно пахло пряностями и острыми соусами, что он почувствовал голод, хотя и плотно позавтракал. Но бокал вина разжег аппетит.
— Вам готовит Эстер Жановна? — спросил у хозяина замка, почувствовав, как болезненно сжался желудок. А когда здесь, интересно, обед? Кусочек сыра, который поддел с серебряной тарелочки, голода не утолил.
— Да, она неплохо с этим справляется, — кивнул Дмитрий Александрович. — Эстер Жановна и Зигмунд у меня на хозяйстве с тех пор, как я въехал в этот замок. А вам не показалось, Михаил, что Елизавет Петровна не просто так напросилась в попутчицы к Таранову? Она хочет поговорить с ним по душам, без свидетелей.
— Может быть, может быть.
— Не будем им мешать. Пока не будем, — значительно добавил Воронов.
Они вновь, как и вчера, шли по длинному коридору, и теперь он был уверен: да, потолок опускается, а стены сужаются. Этот коридор, а точнее галерея, с наклоном. Хозяин замка шел впереди, он на полшага позади. Дошли до тяжелой железной Двери, Воронов подергал за ручку и, повернувшись к нему, сказал:
— Вот видите, Михаил Андреевич, погреб по-прежнему заперт. На мое вино никто не покушался, значит, дело не в этом. Она не затем проникла в замок.
— Послушайте, не зовите меня по отчеству! — взмолился он. — Мне неловко. Я ведь намного моложе.
— А сколько вам лет? — В голосе хозяина послышалось любопытство.
— Тридцать.
— О! Тридцать! В тридцать я заработал свой первый миллион, и меня с тех пор не называли иначе как по имени-отчеству, — заметил Воронов.
— Не все же такие удачливые. То есть, я хотел сказать, что уважаемым людям, которые старше меня, не обязательно обращаться ко мне по имени-отчеству, — попробовал вывернуться он.
— Как скажете, — пожал плечами Воронов, достал из кармана ключ и вставил его в замочную скважину.
— И обращаться на вы вовсе не обязательно. Кстати, раз в винном погребе никого нет, зачем же мы туда спускаемся?
— А как же дегустация?
— Разве не важнее поимка преступника?
— Это успеется, — невозмутимо сказал хозяин. — Вчера вам помешала Бейлис, и я хочу хоть как-то это компенсировать. Прошу.
Хозяин замка взглядом указал на дверь. Пришлось подчиниться. Крайне неохотно он ступил туда, откуда тянуло холодком и какой-то особой, известковой сыростью. И вспомнил пещеры, в которые приходилось когда-то спускаться, темные, опасные. Ощущение было такое же. Но тогда на нем была страховка, а впереди и позади шли в связке его друзья. На этот раз на крутую лестницу он шагнул первым, а следом шел Дмитрий Воронов, которого он не отнес бы к своим друзьям. Спустились в погреб.
— Я хочу угостить вас исключительным вином, Миша, — доверительно сказал хозяин замка. — Присаживайтесь.
Он огляделся. Подле огромной бочки с вином заметил низенький столик, рядом простую деревянную скамью. Присел на краешек, Воронов же в это время из недр ближайшего к нему винного шкафа достал пыльную бутылку и, показав ему, торжественно сказал:
— «Шато Петрюс» 1991 года.
После чего на столе появились два бокала.
— Дмитрий Александрович, мне, право, неловко, — заволновался он.
— Вас смущает стоимость? Или что-то еще?
— Меня все смущает. Не стоит этого делать.
— Пустяки!
Воронов ловко открыл бутылку и с видом заправского сомелье показал ему пробку:
— «Шато Петрюс». Позвольте за вами поухаживать?
После чего налил вина в оба бокала и тоже присел за стол.
— Подождите минутку, пусть оно раскроется.
Желудок у него болезненно сжался. Неужели из вежливости придется это отведать?
— А чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Воронов. — Я имею в виду, как вы нажили многомиллионное состояние?
— Я занимался перепродажей земельных участков.
— Да, это дело доходное.
— Если же вы хотите подробности…
— Ни-ни, что вы! Кто ж такими секретами делится?
— Дмитрий Александрович! — взмолился он. — Не надо на вы, я же просил!
— Настал момент, Миша. Пробуй, — предложил ему хозяин замка и кивнул на бокал. — Это тебя достойно.
Он еле заметно вздохнул и сделал глоток, после чего воскликнул:
— О! Замечательно!
— Нравится вино?
— Конечно! Это великое вино! Не плоское, гармоничное.
После чего произошло нечто странное. Дмитрий Воронов взял его бокал и выплеснул вино на пол. Образовалась рубиновая лужица. Он даже подпрыгнул:
— Что вы делаете?!
— Потому что это дерьмо. Подделка. Отвечай: кто ты такой?
— Я друг Елизавет Петровны! Миллионер!
— Да ты такой же миллионер, как я водитель такси! В 1991 году владельцы, «Шато Петрюс», приняли решение не выпускать в продажу ни одной бутылки своего вина. Потому что урожай не позволял получить вино отличного качества. Они дорожат своей репутацией, ведь «Шато Петрюс» самое дорогое и самое лучшее в мире вино. Самое престижное. Урожая 1991 года не существует. А ты этого не знаешь!
— Я начинающий коллекционер, — попытался оправдаться он. — Неопытный.
— Да ты вообще человек не нашего круга. И нет у тебя никаких денег. Не можешь отличить дешевое столовое вино от марочного, поддельную этикетку от настоящей, пластиковую пробку от подлинной, с тиснением. Ты не знаешь, какой она должна быть, потому что дорогого вина ты никогда и не пил.
— Может, я трезвенник?
— Ну, хватит! Отвечай: кто ты такой? Зачем здесь?
Он вскочил и сделал движение в сторону лестницы. В руке Дмитрия Воронова тут же появился пистолет.
— Ну, попробуй, — равнодушно сказал тот. — Тебя здесь же и закопают.