- Да к тебе! Она же не хотела развода. Ведь так? Так. А он, видимо, настаивал. Давай раскручивать это дело, — решительно сказал Герман.
Энергия Горанина слегка напугала Александра. В недобрый час появился Герман в больнице.
В коридоре со шваброй в руках, появилась баба Таня. Герман остановил ее:
- Одну минуточку, гражданка. У нас к вам пара вопросов. Надеюсь, представляться не надо?
Санитарка в ужасе уставилась на его галстук. Официальный тон Германа мог на кого угодно нагнать страху. Завьялов не раз присутствовал у него на допросах. Сильное впечатление.
-^ Зачем ты так? - сказал, поморщившись. И улыбнулся: — Баба Таня, может быть, мы в столовую зайдем? Там сейчас никого нет. У больных тихий час. До полдника еще есть время.
— В столовую так в столовую! — весело отозвался Герман. И первым зашагал к дверям.
Баба Таня все еще крепко сжимала ручку швабры. И не двигалась с места. Для простой деревенской женщины старший следователь городской прокуратуры был чем-то вроде грома небесного. Всесильный и всемогущий. Пришлось вынуть швабру из сморщенной руки, поставить в угол. «Y женщины нет возраста», - вспомнилось вдруг. Бабе Тане под шестьдесят, но больные ее так и кличут: «Эй, бабка!» Деревенский труд кого угодно состарит раньше времени. Конечно, Герман имел в виду красивую женщину, но кто сказал, что в молодости баба Таня не была хороша собой?
- Пойдемте, - ласково сказал Завьялов. Она, наконец, сдвинулась с места и, дойдя вместе с ним до столовой, неловко протиснулась в дверь. В столовой шушукались повариха с посудомойкой. Косились на Германа, который раскладывал на одном из столов бумаги. Значит, допрос будет по всей форме.
- Присаживайтесь, - сказал Горанин санитарке.
Та робко примостилась на краешке стула, сложив на коленях тяжелые морщинистые руки. Он тоже присел за стол.
- Итак, фамилия, имя, отчество? Где проживаете?
- Да что ж я такого натворила, милок? - испуганно спросила санитарка.
- Герман Георгиевич, - сухо поправил Горанин. - Это официальный допрос.
- Вы просто свидетель, — пояснил Александр. — По делу об убийстве моей жены, Марии Александровны Завьяловой. Не надо пугаться.
- Да я ж ничего не видала! Не видала, не слыхала, - зачастила санитарка. - Меня ночью-то здесь и не было. Вот разве Федор что подскажет.
- Я вас спросил: фамилия, имя, отчество? Где проживаете? Паспорт у вас есть? Номер помните? - сыпал Герман вопросы.
- Есть. Дома. Кто ж с документами на работу ездит? Меня здесь все знают. Хоть у Елены Ивановны спросите.
- Почему она должна помнить номер паспорта? - раздраженно вмешался Завьялов.
- Но имя и фамилию помнит? Гражданочки, — обернулся Горанин к поварихе и посудомойке, вы бы оставили нас одних. Здесь милиция работает, если вы еще не поняли.
Переглянувшись, те выскочили из столовой. Герман приступил к допросу:
- Нас интересует Павел Павнов. Не так давно он лежал в вашей больнице. С переломом. Помните такого?
- Да как же мне всех их упомнить? - в ужасе посмотрела на следователя баба Таня.
- Как он выглядит? - спросил Герман Завьялова.
- Высокий, симпатичный. Шатен, глаза карие, губы узкие, нос длинный хрящеватый. Взгляд у него цепкий, пронзительный. Он часто беседовал с моей женой, пока лежал в больнице.
- Ах, Паша! - сразу обрадовалась баба Таня. -Машенькин кавалер!
- Вот-вот, - кивнул Герман. - Расскажите, какие у них были отношения?
- Да ничего ж не было! - перепугалась санитарка. - Поговорят, поговорят, да и разойдутся: Машенька ведь замужем.
Александр нахмурился. Все сотрудники больницы говорят о Маше в настоящем времени. Словно бы она в отпуск ушла и через месяц вернется.
- О чем поговорят? - настойчиво спросил Герман.
- Да откуда ж мне знать! - всплеснула руками баба Таня. - Как все, должно быть. За жизнь. У нас тут людям делать нечего, окромя как разговоры разговаривать. Уколы да разговоры - вот и вся их жизнь.
- Но почему именно моя жена? - потерял тер-, пение Завьялов. - Почему именно ее Павел Пав-нов выбрал для этих разговоров?
Баба Таня удивленно уставилась на него.
- Он устраивал ей сцены ревности? - спросил Герман. - Кричал на нее? И вообще, он какой? Грубый, вспыльчивый?
- Паша? Да что вы! Обходительный.
Завьялов вспомнил, как Павнов посылал проклятия вслед машине Германа. И сжимал кулаки. Ничего себе - обходительный!
- Хорошо, - вздохнул Герман. - Говорят, он ходил к ней по ночам. Вы это видели?
- Не я, муж мой Федор. Один раз видел. И то не ночью это было, а вечером.
- Раз было однажды вечером, значит, могло быть и ночью, - заметил Герман.
- Кто ж их разберет! - махнула рукой санитарка.
- Значит, я так и записываю: по ночам Павел Павнов неоднократно навещал медсестру Марию Завьялову, что и подтверждаю. Распишитесь.
- Постой, — сказал Завьялов, когда баба Таня склонилась над протоколом. - Разве так можно?
- Нужно, - твердо заявил Герман, и под его взглядом санитарка послушно поставила роспись.
- Герман... - Александр кашлянул, - Георгиевич. Может быть, нам не стоит спешить?
- Ты сам хотел побыстрее его найти. Я тоже хочу упрятать убийцу в тюрьму. Как можно скорее. Сам слышал, город напуган. Надо успокоить людей. Между прочим, это ты меня предупреждал, что Павнов опасен.
Он обернулся к бабе Тане:
- Гражданка, что еще можете сказать по делу?
- Да вы спрашивайте, может, чего и вспомню.
- Факт настойчивого ухаживания гражданина Павнова за гражданкой Завьяловой подтверждаете?
- Чего?
- Он ее домогался?
- Не было промеж них ничего, - покачала головой баба Таня.
- Вот именно, — кивнул Герман. — Не было, потому что она была против. Так?
- Да как сказать... То есть...
- Распишитесь.
- Что, еще?
- Да. И здесь, - показал Герман на листок, что-то там нацарапав.
Баба Таня, не читая, послушно расписалась под строчкой: «С моих слов записано верно».
- Ну вот и все, - весело сказал следователь Горанин, убирая в папку протокол. - Осталось заполнить паспортные данные, и можно трясти этого Павнова.
- Давай отпустим женщину, - вздохнул Завьялов.
- Можете быть свободны, Татьяна... - Герман заглянул в протокол, - Алексеевна.
Санитарка вскочила и чуть ли не бегом - к дверям.