- А... сейчас?
- Расслабляется. Чего ему? Плохо? Накормлен, напоен. Мною надежно прикрыт. Водку целыми днями трескает. И кости греет. Погоди, я еще налью.
- Я сейчас. Нехорошо что-то. - Александр вышел в туалет.
Потом в ванной комнате долго плескал холодной водой в лицо. Его мутило, на душе было погано, грязно. Картина сложилась, осталось прояснить кое-какие детали. Выйдя из ванной, зацепился взглядом за ключи, висевшие на гвоздиках. Горанин -аккуратист, какие порядки завел! А директор городского рынка девицами увлекается. И брелок к ключам подобрал соответствующий. Вернувшись в столовую, увидел, что рюмки вновь наполнены.
Герман посмотрел на него выжидающе.
- Ну как? Полегчало?
- Не совсем.
- Давай дернем.
Завьялов выпил, взял бутерброд. Внимательно проследив за этим, Горанин выпил сам, потянулся к блюдечку, на котором заманчиво лоснились маринованные маслята. Мать постаралась, не иначе. Она1 мастерица по соленьям.
И вновь ожидание во взгляде бывшего друга. В чем же дело? Что с ним? В который раз чутье подсказало: что-то здесь не то.
- Скажи, это Косой залез в сарай Павновых? - спросил Завьялов.
- А кто ж еще? Профессионал работал, разве не видно? Замок-то цел! Ты же специалист, сам все видел.
- А кровь на куртке? Твоя?
- Именно. Первая группа.
- А эксперт? Твой человек?
- Наш.
- Значит, все это отговорки. Отсутствие оборудования, занятость эксперта.
- Именно.
- Отпустил бы ты мальчишку.
- А на кого я повешу труп?
- Если ты не поступишь по закону, я тебя сдам.
- Кому, интересно? - прищурился Герман.
И вдруг белозубо улыбнулся. Мол, кто посмеет? Я, Герман Горанин, будущий мэр, великий человек! Город почти уже мой!
- Аглае. Я был у нее вчера. Вернее, она меня вызвала. Против тебя играет сильная команда, Гора. Ты прекрасно знаешь, как сфабриковать дело. Опыт есть. Даже если не ты убил. Ломик в окно выкинул? Выкинул! Улики подбросил? Подбросил! В больнице ночью был? Сам признался. А что такое два часа разницы во времени и куда они улетучиваются, не мне тебе объяснять.
- Ну, ты молодец! Аи да Зява! Друг детства! Каюсь, я тебя недооценил. Говорил же, брось это дело, сиди тихо и не высовывайся. А ты не послушался. Никак не расстанешься со старыми привычками. Значит, ты меня в угол загоняешь?
- Именно, - в тон Герману ответил Завьялов.
- И чего же ты хочешь?
- Посади Косого. Учитывая две ходки и тяжесть содеянного, на пожизненное тянет. Мне этого довольно.
- А он про меня расскажет. Та же Аглая и зацепится, у нее в прокуратуре тоже есть свои люди. С этим как?
- Это твои проблемы.
- Значит, крови моей хочешь? Аи, молодец! Господи-и-и... - Захмелевший Герман потянулся, закинул за голову руки. Широкие плечи напряглись, потом расслабились, руки опустились, взгляд стал влажный, мечтательный.
-Как же надоело быть суперменом, а? Я ведь знаю, что вы все обо мне думаете. Завидуете тайком. Но это вы меня таким сделали. Город. Вам-то есть за что спрятаться. Ну не вышло, не повезло, так кто ж осудит? Я мол, не Горанин! Это с Горани-на спрос особый, он ведь супермен! Ну а мне прятаться не за кого. Мне только вперед и выше. Скажи, как? У меня крыльев нет, как у Бэтмэна. Мама-папа не подпирают, как некоторых. А от меня ждут суперменских подвигов. Я несчастный человек...
- Хватит милостыню-то выпрашивать, Гора!
- Вот и ты, за что ты меня так ненавидишь?
- Ненавижу?
- А как же тогда объяснить, что вот уже несколько месяцев ты планомерно разрушаешь мою жизнь? Пакостишь мне, под монастырь подводишь. Даже Аглаю зацепил! Аи, Серафимовна, аи, умница! Нашла-таки способ! Честный, добрый Зява! А если я вдруг скажу, о чем просила меня Маша? А если я... Сашка, ты что?
У Завьялова вдруг перед глазами все поплыло. Он покачнулся, рука заскребла по скатерти. Колени задрожали, во рту пересохло.
- Попить… дай...
- Сейчас, сейчас, - засуетился Герман и плеснул в стакан минералки. - На вот, выпей. Уложить тебя?
- Да... наверное... Что-то в сон клонит.
- Это после водки. Ты ж слабенький.
- Косой... Он убил Машу.
- Да, он это сделал.
- А где он... сейчас?
- Я же тебя сказал, в доме напротив. Прячется в сауне.
Красивое лицо Германа было прямо над ним. Говорил он мягко, словно бы уговаривал. Или напоминал.
- Я ведь... обещал. Что убью. Зачем в тюрьму... Что это со мной?
- Тебе надо лечь. Здесь, на диване.
- Как... тогда?
- Как тогда. Погоди, я тебе помогу.
И Герман уложил его на диван. Потом принес подушку, теплый плед. Сон еще не пришел, было странное ощущение присутствия в этом мире и при этом сознание полного отсутствия. Как в первый месяц после ранения. Вид сверху, с высоты, откуда все, как на ладони. Видел, что Герман плеснул в стакан желтоватой жидкости, выпил махом. И тут только понял, в каком состоянии Горанин. Нервничает. Все это было игрой: спокойный, уверенный тон, жалобы на несчастную жизнь. Ах, какой актер! А на душе кошки скребут. Перед ним непростой выбор, и решение тоже надо принять непростое.
Герман начал убирать со стола остатки еды и грязную посуду. Движения его были мелкими, суетливыми, несвойственными такому крупному мужчине.
- Саша, ты спишь? - отчетливо произнес он, обернувшись.
Завьялов хотел ответить, но язык не слушался. Глаза начали слипаться. Горанин подождал, потом негромко сказал:
- Ну вот и хорошо. Так и должно быть. «Неужто снотворное?» - мелькнула мысль. В кармане куртки лежат лекарства, там и пузырек со снотворным. Герман не случайно закрывал дверь в столовую: глуховатый Зява не мог не услышать, как у него шарят по карманам, как скрипит дверца шкафа.
«Ненавижу!» - бухнуло в голове колоколом. И загудело, загудело... «Ненавижу!» Кого? Германа? Косого? Ведь подумать только, тот прячется в соседнем доме! И он убил Машу! «Ненавижу».
Последнее видение было странным. Перед глазами качнулся серебристый брелок. Обнаженная девушка тйжрывала руками огромные груди. Показалось, что между растопыренными пальцами проступила белая капля. Он подумал, что ненавидит и ее тоже. Девушку, женщину... И провалился в забытье.
...Очнулся перед плакатом. Как тогда. Только девица была брюнеткой. Все повторялось. И его ощущения тоже. Ручки, карандаши - все было там же, в пластмассовом стаканчике.