Увидел же я, в общих чертах, вот что. Я спрашиваю, что он будет пить, он говорит – Скаллсплиттер. Я спрашиваю как насчет Белхавен Уи Хэви. Он насмехается надо мной, потому что считает педантом, у которого полностью отсутствует чувство юмора. «Шутка, Стюарт. Штука». Отсюда вывод: Оливер не знает, что действительно существует пиво, которое называется Скаллсплиттер. Его производят на Оркнейских островах и оно обладает удивительно нежным вкусом. Кто-то сказал, что оно чем-то напоминает фруктовое пирожное. Виноградный привкус. Вот почему вместо него я предложил Бэлхавен. Но Оливер ничего этого не знает, и ему и в голову не пришло, что я могу знать. За десять лет я мог узнать кое-что еще, кроме того, что знал раньше.
Оливер: Так чего, по вашему мнению, стоит мой приятель-толстосум? Отвечая на этот вопрос, как и на многие другие, можно воспарить, а можно отнестись к нему приземленно, и пожалуй впервые вы поймаете Оливера на том, что, застегнув липучки на креплениях, он скатится вниз, подобно демократическому большинству. La rue basse, s`il vous plait. Мы не обсуждаем здесь нравственное величие упомянутого индивидуума, а желаем получить грубые факты. Набит ли Стюарт зелеными? Пока мы вместе осушали бокал за бокалом и утоляли жажду, я, из чистого такта, не лез с въедливыми расспросами о его пребывании в Земле Свободных, но мне пришло в голову, что если денежное море плескалось у ног его подобно венецианскому приливу, он мог бы, словно какой-нибудь Медичи – переключаясь с одного полиса на другой – облагодетельствовать меня золотыми. Случается, что художнику не стыдно сыграть свою извечную роль получателя подаяний. Связь между искусством и страданием – это позолоченный шнур, который может стеснять довольно сильно. Новый день – новая скорбь.
Да, я сознаю, что в мире дотошных постовых с их квитанциями, Пугинескных [42] лож для дачи свидетельских показаний, узловатых рук, возложенных на Библию, в мире Поборников Правды, Стюарта нельзя назвать в строгом смысле этого слова толстосумом. Уж скорее очертания его тела наводят на мысль о выжиманиях в спертом воздухе спортзала или духовной тщете домашнего велотренажера. Возможно он посещает парочку индийских клубов, подвывая записям Фрэнка Айфилда. Не берусь судить. Все, что из меня можно выжать, это иронию.
К тому же, как вы могли заметить, я питаю большое уважение к субъективным истинам – более ощутимым, более надежным истинам, чем истины объективные – и согласно этому критерию Стюарт был, остается и навсегда останется толстосумом. У него душа толстосума, у него принципы толстосума, и думаю его банковский счет тоже счет толстосума. Пусть вас не обманет его подтянутая оболочка, выставленная ныне на всеобщее обозрение.
Он правда сообщил мне один любопытный факт, который возможно имеет, а возможно и не имеет отношения к вышеизложенному. Он сказал мне, что свиньи могут страдать от анорексии [43] . Вы знали об этом?
Джиллиан: Я спросила Оливера, – Стюарт расспрашивал обо мне?
Он выглядел немного рассеянным. Он только собрался ответить, потом передумал, у него снова был рассеянный вид, и сказал: – Уверен, что да.
– И что ты ему сказал?
– Что ты имеешь ввиду?
– Оливер, я имею ввиду, что когда Стюарт спросил тебя обо мне ты должно быть что-то ответил. Так что ты сказал?
– Ну то, что обычно.
Я подождала, что обычно срабатывает с Оливером. Но у него снова был рассеянный вид. Что означает либо что Стюарт ничего про меня не спрашивал, либо что Оливер не может вспомнить, что он сказал, либо что он помнит, но не хочет говорить.
Как вы думаете – что значит рассказать обо мне «то, что обычно»?
Джиллиан: Когда я сказала, что мы падаем в кровать и не занимаемся сексом, вы ведь поняли, что это шутка? Думаю, мы занимаемся сексом почти так же часто, как и среднестатистическое большинство, что бы под этим ни понималось. Может так же часто, как и вы. А иногда не чаще чем среднестатистическое большинство. Уверена, вы понимаете о чем я. Уверена, вы и сами знаете, что это такое. Возможно, вы займетесь этим как только закончите читать эту страницу.
Это происходит так. Не так часто как раньше (и совсем не было пока Оливер болел). Более-менее в одни и те же дни недели – в пятницу, субботу, воскресенье. Нет, это похоже на хвастовство. Раз в неделю. Обычно в субботу – в пятницу я слишком устаю, в воскресенье я думаю о понедельнике. Так что в субботу. Немного чаще когда тепло, немного чаще, когда у меня отпуск. Нельзя исключать и воздействие порнофильма, хотя, по правде говоря, сейчас они вызывают обратный эффект. Когда я была моложе, порнофильмы меня возбуждали. Теперь я ловлю себя на том, что сижу и думаю – «так не бывает» – я не хочу сказать, что со мной так не бывает, я хочу сказать, что ни у кого так не бывает. Так что это не срабатывает как возбуждающее средство. Хотя все еще срабатывает для Оливера, что может создавать трудности.
Ты ловишь себя на мысли, что мы всегда можем отложить это до следующего раза – и дело не в том, что мы куда-то собираемся. Я думаю, желание становится все более … неустойчивым. Ты смотришь телевизор, думаешь о том, не пора ли в постель, потом переключаешь канал, смотришь какой-то мусор и спустя двадцать минут вы оба зеваете и момент упущен. Или один из вас хочет почитать, а другой не хочет и он или она лежит рядом в полутьме и ждет когда же выключится свет, а потом все это ожидание, надежда превращаются в легкое разочарование и момент снова упущен, вот так. Или, проходит несколько дней – больше чем обычно, – и ты понимаешь, что время одновременно работает в обе стороны. С одной стороны тебе не хватает секса, с другой стороны ты постепенно перестаешь о нем думать. Когда мы были детьми, мы считали, что монахи и монашки все время испытывают тайное искушение. Теперь я думаю так – готова поспорить, они не думают об этом вообще, большинство не думают, готова поспорить, оно просто исчезает.
Не поймите меня превратно. Мне нравится секс, Оливеру тоже. И мне все еще нравится заниматься сексом с Оливером. Он знает, что мне нравится и чего я хочу. С оргазмом нет проблем. Мы оба знаем, как можно его достичь. Вы можете возразить, что это часть проблемы. Как будто вообще есть проблема. Я имею ввиду – мы всегда занимаемся любовью одинаково – одно и то же время, одни и те же предварительные ( ужасное слово) ласки, в одной и той же позе или позах. И мы делаем это так, потому что так лучше, потому что мы по опыту знаем, что так нам лучше. Так что это превращается в тиранию или обязаловку, или что-то подобное. В любом случае из этого никак не вырваться. Правило семейного секса, если хотите знать – а возможно вы не хотите знать – заключается в том, что спустя несколько лет вы не можете делать что-то, чего не делали раньше. Да, я знаю, я читала все эти статьи и советы о том, как придать остроты семейной жизни, о том, что надо подтолкнуть его к тому, чтобы он купил вам особенное белье, а иногда просто устраивать романтический ужин на двоих при свечах и выделять время, чтобы провести его вместе, но я просто смеюсь, потому что в жизни все не так. По крайней мере в моей жизни. Выделить время? Всегда найдется что-то, что надо постирать.