— Все пройдет, — сказала леди очень тихо. — Через несколько недель ты почувствуешь себя лучше. Я велю кухарке сделать для тебя бульон.
— Спасибо, мама, — прошептала Кристина и закрыла глаза.
Огаста долго ломала голову и почти исчерпала свое воображение, чтобы найти способ обеспечить молчание Макса и в то же время не дать ему новое оружие против них, которое он смог бы использовать в будущем. К следующему утру она ничего не придумала, разве что выкинула все непригодные методы, так что у нее почти ничего не осталось. Она была в дурном настроении, но в это время, в десять пятнадцать, прибыл Питт.
Вначале, когда Огаста узнала, что именно Макс впустил инспектора в дом, она была в панике. Но затем поняла, что честолюбие Макса не позволит ему передать столь ценную информацию Питту, который ничего ему не заплатит. Вместо этого он сначала предложит эти сведения Огасте. Уж ей-то есть чем ему заплатить: начиная с денег и заканчивая всеми возможными благами, которые только может себе вообразить его алчная натура.
Леди обнаружила инспектора в комнате для утренних приемов. Он грел руки у огня. Погода сегодня снова была промозглая. Сильный восточный ветер гнал ледяные тучи со стороны Северного моря, и Огаста не могла упрекнуть ни одно живое существо за тягу к теплу. Тем не менее она обиделась на полицейского, который стоял перед ее камином. Он не сдвинулся с места, потому что не слышал, как она вошла.
— Доброе утро, мистер Питт, — сказала она холодно. — Что на этот раз?
Он вздрогнул, но выдержал небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, прежде чем повернулся лицом к ней.
— Доброе утро, мадам. Боюсь, мы еще не выяснили, что же случилось с трупами младенцев в саду на площади.
— Вы серьезно полагаете, мистер Питт, что когда-нибудь узнаете это? — Хозяйка дома подняла брови, демонстрируя свое недоверие.
— Может быть, и нет, мадам, но я должен попытаться сделать все возможное, перед тем как сдаться.
— Конечно, вы правы. Но мне это кажется напрасной тратой общественных денег.
— Возможно. Но утрата человеческой жизни, которая имела место, сама по себе несравнимо более ценна.
— У нас этих человеческих жизней более чем достаточно, — возразила Огаста. — Я полагаю, вы должны приступить к своим обязанностям. Чем я могу помочь вам?
— Мадам, позвольте мне снова поговорить с вашими работниками. Я также хотел бы поговорить с мисс Кристиной Балантайн. Вдруг она заметила нечто необыкновенное в поведении тех же слуг. Некий маленький признак, который вы при своей занятости могли и пропустить.
Огаста почувствовала боль в животе. Неужели он уже что-то узнал? Мог ли Макс… Нет, точно нет! Главное качество Макса — честолюбие. Он хотел бы продать, а не промотать свое знание.
— Вы, безусловно, можете поговорить со слугами, однако я буду настаивать на том, чтобы вы не давили на них без надобности. Я приставлю к вам ответственного человека, который будет при вас все это время. Очень сожалею, но моя дочь нездорова и прикована к постели. Естественно, она не может никого принять.
— Бедняжка! — На выразительном лице инспектора проявилось чувство жалости. Огаста не поняла, было ли это нарочитостью или он действительно сожалел. — Надеюсь, это просто временное недомогание.
— Мы тоже так думаем. Время года, без сомнения. Болезнь может затронуть любого. Итак, кого из слуг вы хотели бы видеть? Женщин, я полагаю?
— Если позволите.
Леди Балантайн взялась за колокольчик:
— Я вызову дворецкого, чтобы он вам помог.
— Я бы предпочел побеседовать с ними наедине. Его присутствие может их подавить, сделать менее свободными…
— Без сомнения. Но для их защиты дворецкий будет находиться с вами. Я не желаю, чтобы молодые девушки, за которых я отвечаю, были напуганы и наговорили ненароком чего-то такого, о чем они могли бы впоследствии пожалеть. Возможно, вы даже не представляете, как молоды и как невежественны некоторые из них и насколько легко они поддаются внушению.
— Леди Огаста…
— Это условия, на которых вы можете побеседовать с ними, мистер Питт. Мне кажется, вполне обоснованные.
Она бросала ему вызов, надеясь, что Питт выдаст ей какие-нибудь конкретные факты. Но никаких достаточно весомых аргументов он предложить не мог.
— Мадам, — инспектор уступил ей с легкой улыбкой, признавая превосходство ее тактики. Будь он джентльменом, он бы даже ей понравился в этот момент.
У нее не было таких чувств по отношению к Шарлотте Эллисон, когда незадолго до обеда та пришла помогать генералу с его бумагами. Мисс Эллисон — молодая женщина, к которой она не могла испытывать хоть какой-нибудь теплоты. Был в ее личности некий элемент непредсказуемости, что само по себе опасно. Невозможно контролировать то, что не поддается правилам. И при этом Шарлотта казалась достаточно безвредной. Она незаметно приходила и уходила, вела себя вежливо и с виду казалась хорошо воспитанной. Но почему молодая женщина хочет помогать уже немолодому генералу рассортировывать бумаги, описывающие битвы и военный быт, вместо того чтобы искать себе мужа? Вопрос, на который Огаста должна найти ответ. Но сейчас ее мозг занят другими вещами.
Пока же она удовлетворилась тем, что за ленчем спросила супруга, доволен ли он секретарскими способностями мисс Эллисон и что она собой представляет.
— Да, доволен, — ответил тот, слегка удивленный. — Она необычно умна для женщины.
— Ты имеешь в виду ее необычный для женщины интерес к делам, которые интересуют тебя? — несколько резко сказала Огаста.
— Разве это не то же самое, что я сказал?
— Нет, дорогой. У большинства женщин очень хороший ум, чтобы заниматься делами, которые их касаются — например, ведение домашнего хозяйства, — и они совершенно не хотят заниматься детальным рассмотрением битв, в которых участвовали другие люди, в других странах, в другие времена. Я нахожу такой интерес странным и неестественным для молодой женщины приличного воспитания.
— Чепуха, — заносчиво парировал генерал. — Каждый умный человек должен ценить нашу историю. Мы самая великая военная нация в мире. Мы распространили нашу цивилизацию на все земли и страны, которые создал Бог. Мы создали империю, которой завидуют и которую благословляют во всем мире. Каждая женщина британских кровей должна гордиться этим.
— Гордиться этим… конечно, — ответила Огаста, все больше раздражаясь, и протянула руку за паштетом из анчоусов. — Но не интересоваться же деталями.
Генерал взял последний кусок поджаренного хлеба, не сочтя нужным отвечать.
Именно после этого разговора все мысли Огасты, ничем более не прерываемые, вернулись к главному вопросу: как заставить Макса замолчать. И наконец-то она придумала способ. Был тихий вечерний час незадолго до ужина, когда Огаста решилась на воплощение этой задумки. Она пошла в маленькую столовую, где никто не помешает, и послала за Максом.