— Да, конечно. Но наверняка ты бы знал. Я имею в виду… женщина, с которой ты живешь… твоя жена! Если она была беременна…
— Я… особо не расспрашивал ее об этом. — Карлтон произнес это с трудом. Его плечи были опущены, лицо повернуто в сторону. — Я значительно старше ее… Я не… — Он не мог закончить предложение, но его смысл был очевиден.
Балантайн никогда не был деликатным человеком. Не умел понять чувства других людей и меньше всего — чувства Огасты. Вдруг он увидел себя грубым, неотесанным мужланом. Ему стало стыдно за себя. Он вдруг ощутил, как страдает Карлтон. Как могла Ефимия причинить такую невыносимую боль человеку столь чувствительному, столь глубоко ее любящему? Как могла она так вести себя? Но ни его гнев, ни его презрение никак не могли принести Карлтону облегчения.
— Сожалею, — повторил он. — Ты знаешь, кто?
— Нет, это все очень… еще не разглашается. Полиция говорит очень мало, насколько это возможно.
— Ты не знаешь… она… сильно увлечена им?
— Нет, я не знаю.
— Ты не спрашивал?
Карлтон повернулся, и на мгновение выражение крайнего изумления сменило гримасу страдания на его лице.
— Конечно, нет. Я не могу… говорить… с ней об этом. Это было бы… — Он беспомощно развел руками.
— Само собой. — Балантайн сам не знал, почему согласился. Он соглашался для Карлтона, не для себя. Иначе бы у них произошла настоящая ссора. Но генерал понимал, что этот тишайший человек, с которым, как казалось, он имел очень много общего, был абсолютно другим. — Мне ужасно жаль, Роберт. Не знаю, что еще сказать тебе.
В первый раз на лице Карлтона проскользнула едва различимая улыбка.
— Благодарю тебя, Брэндон. Здесь действительно нечего сказать. Я не знаю, почему побеспокоил тебя, но я чувствовал, что должен кому-то открыться.
— Да… — Балантайну вдруг снова стало сложно подобрать нужные слова. — Да-да… конечно… Я… э…
Карлтон допил виски и поставил стакан на стол.
— Нужно идти назад домой. Должен успеть приготовиться к обеду. Переодеться. Передай мой привет Огасте. Доброй ночи и еще раз спасибо.
— Доброй ночи. — Генерал шумно выдохнул. Больше сказать было нечего.
Балантайн несколько раз хотел побеседовать об этом с Огастой, но почему-то не мог заставить себя сделать это. Ему казалось, что это сугубо мужской разговор. Вовлечь в такое щекотливое дело еще одну женщину — значит еще сильнее разбередить рану.
Генерал продолжал думать об этом и в понедельник утром, когда пришла мисс Эллисон, чтобы продолжить работу с его бумагами. Удивительно, но он искренне обрадовался ее приходу. Возможно, это было связано с тем, что она находилась вне круга его семьи и ничего не знала ни о Калландер-сквер, ни о его огорчениях. К этому можно добавить, что Шарлотта была бодра, вся светилась и не выказывала ни малейшего признака кокетства. С возрастом он все больше находил кокетливых женщин слишком агрессивными.
— Доброе утро, мисс Эллисон. — Балантайн перестал думать о неприятностях и улыбнулся. Шарлотту трудно назвать красоткой, но что-то в ней было: пышные каштановые волосы, ухоженная кожа, умный взгляд. В противоположность другим женщинам она почти не говорила чепухи. Странно, что мисс Эллисон всего лет на пять старше Кристины, которую мало что интересовало, кроме сплетен, модных фасонов и светских мероприятий.
Генерал сразу же понял, что она ждет его указаний.
— Здесь у меня коробка с письмами, — он вытащил коробку на стол, — от моего деда. Пожалуйста, рассортируйте их на те, которые касаются военной тематики, и на чисто личные.
— Конечно, — она взяла коробку. — Вы хотите, чтобы я разложила их по категориям?
— По категориям? — Он все еще не мог сконцентрироваться на деле.
— Да. Те, которые пришли во время войны с Францией, и те, что были составлены перед битвой при Катр-Бра и после Ватерлоо, а также написанные в военном госпитале и во время «Ста дней»? [3] Вам не кажется, что они будут тоже интересны?
— Да. Да, пожалуйста, это будет великолепно. — Балантайн наблюдал за тем, как Шарлотта, взяв коробку, прошла в дальний конец комнаты и села за столик около камина.
Она сидела, склонив голову над старыми бумагами, разбирая пожелтевший юношеский почерк. В какой-то момент Брэндону показалось, что он увидел в ней свою бабушку, как она сидела над этими письмами во время войны с Наполеоном. Молодая женщина с маленьким ребенком. Он никогда не думал о том, как она выглядела. Были ли у нее такие же ямочки на щеках, такая же стройная шея, такие женственные маленькие завитки волос на затылке?
Генерал удивился сам себе. Что за нелепые мысли! Это обычная молодая женщина, интересующаяся старыми письмами, и достаточно грамотная, чтобы их рассортировать.
Шарлотта же, со своей стороны, совершенно не интересовалась генералом. Она забыла о нем, как только прочла первое предложение, написанное круглым почерком, выцветшими от времени чернилами. Воображение унесло ее в страны, которые она никогда не видела. Шарлотта пыталась прочувствовать эмоции, которые описывал молодой солдат. Его ужас при виде настигнутых свинцом товарищей… Его дружбу с хирургом. Его благоговейный трепет при встрече с самим Железным Герцогом. Он знал, что должен скрывать свои чувства. В его письмах встречался юмор, иногда — неосознанный пафос. Было и множество вещей, о которых он не говорил вообще или что-то недоговаривал. Он совсем ничего не говорил о холоде и голоде, о больных ногах, ранах и страхе, долгом монотонном страхе, а также не писал о внезапной неразберихе и суматохе во время боевых действий.
Шарлотта шла на ланч как во сне. После обеда время пролетело так быстро, что она не успела ни о чем подумать. Было уже темно, когда она вернулась домой. А менее чем через полчаса у дверей показалась карета Эмили. Ее лошади били копытами по замерзшей земле, из ноздрей валил пар, который добавлялся к раннему туману.
— Ну, что? — требовательно спросила она, едва войдя в дом.
Шарлотта мыслями все еще была в Испании и на войне с Францией. Она уставилась на сестру пустым взглядом.
Закрыв дверь за собой, Эмили глубоко вздохнула.
— Что ты узнала у Балантайнов? — настойчиво спросила она. — Я полагаю, ты была там?
— О да, конечно! — Шарлотту вдруг охватило чувство вины. Она поняла, что за шесть дней пребывания на Калландер-сквер не узнала ничего, что бы могло порадовать Эмили. — Причем много раз, — добавила она. — Я завела хорошие знакомства среди слуг.
— Мне нет дела до слуг! — быстро проговорила Эмили. — Что ты узнала о Кристине? Она в положении? И какие есть основания, чтобы задаваться этим вопросом? Кто отец? Почему Кристина не выйдет замуж, вместо того чтобы пребывать в этой нелепой ситуации? Он уже женат? Или обещал жениться кому-то еще? — Ее широко открытые глаза блестели. — О! Конечно, он ей не пара! Это любовь! — Но затем ее возбуждение погасло. — Нет. Это не так. Только не Кристина. — Она вздохнула. — Шарлотта, ты совсем ничего не узнала? — Сестра выглядела такой разочарованной и обиженной, что Шарлотте стало ее действительно жалко.