– Ишь, совестливый нашелся! – усмехнулся Сидорчук. – Ну, ежели совесть у тебя заговорила, так давай, выкладывай начистоту. Скажи, где этот ваш Зуб ховается?
– Откуда же мне знать? – опять заныл Чигирь, отводя глаза. – Не знаю я никакого Зуба! Вот те крест, не знаю!
– Не выходит креста-то со связанными руками, а? – насмешливо заметил Сидорчук. – Да и не поверю я никакому кресту, не надейся, Чигирь! Говори про Зуба, а то мое терпение уже на исходе. Дальше буду душу из тебя вынимать.
– Что ж сразу душу? – хмуро спросил Чигирь. – Душа-то все одно богу принадлежит.
– Не могу я больше этого слушать, – пожаловался Сидорчук и что есть силы залепил Чигирю такую оплеуху, от звука которой даже шарахнулось пламя в керосиновой лампе.
Голова Чигиря чуть не отделилась от плеч. Хлипкий стул под ним подломился, рассыпался. Бандит грузно повалился на пол и больно ударился плечом. Руки-то у него по-прежнему были связаны.
– Ну, вспомнил теперь, где Зуб прячется? – сурово спросил Сидорчук.
– Как будто вспомнил, – захныкал Чигирь. – Он на малине у Машки Рябой пережидает. Это там, в самом конце города, за оврагом, у речной заводи, где бахчи сажают.
– Знаю я это место, – поглаживая усы, вполголоса сказал Пастухов. – Там уже давно никто ничего не сажает. Цыгане жили одно время, потом все куда-то пропали. А вот про Машку Рябую вообще в первый раз слышу. Кто такая? Ты ее дом можешь показать?
– Сами!.. – передернувшись от страха, быстро возразил Чигирь. – Я к Зубу не пойду ни за какие коврижки. Зуб, он знаете какой? Речи говорит гладкие, что твой архимандрит, а потом ножичек достанет – и чик! Человек еще здесь, а кишки его уже по полу разбросаны, прямо как у свиньи на бойне! А ему в радость – хохочет. Нет, я не пойду.
– Ну, кишок я тебе не обещаю, – сказал Сидорчук, наклонился к Чигирю и крепко ухватил его за плечи. – Но какие иные удовольствия – пожалуйста. Тебе больше с какой нравится, с левой или с правой?
Он поставил Чигиря вертикально и выразительно поплевал на оба свои кулака. Бандит, которому очень не хотелось снова улечься на пол, особенно с помощью двух этих естественных кувалд, задумался. Со всех сторон на него были устремлены выжидательные взгляды, которые не предвещали ему ничего доброго.
– Ты еще учти такую вещь, Чигирь, – вдруг спокойно добавил Черницкий. – Если мы долго будем тянуть, то Зуб почует неладное и уйдет. Коли так случится, ты нам будешь совсем без надобности, и я тебя точно прикажу расстрелять как врага революции. Вон на заднем дворе за гаражом и приведем в исполнение. Так что до послезавтра тебе не дожить, даже не надейся. Давай, думай скорее! Выбор-то простой.
Чигирь подумал, что послезавтра – это совсем скоро, и сдался.
– Я покажу, – печальным голосом сказал он. – Только вы обещайте, что Зубу меня не выдадите, идет? И от расстрела отведите. Я же теперь добровольно перешел на сторону революции, верно?
– Ага, революционер нашелся! – уничтожающе пробасил Пастухов. – Ты говори да не заговаривайся, жулик базарный! Революция – это знаешь, мозгляк, что такое? Одним словом, тебе перед ней за всю жизнь не оправдаться! За свои преступления ты все равно ответишь! Но помощь, конечно, зачтется. Только не обессудь, если я еще раз услышу, как ты своим языком революцию поганишь.
– Сколько у Зуба человек сейчас? – деловито спросил Черницкий.
Чигирь, задрав голову к потолку, сильно наморщил лоб и стал считать вслух:
– Значит, так. Двоих вы сегодня положили. Стеарин тоже долго жить приказал. Я тут, у вас. Еще один, выходит, долой. А с ним сейчас кто остался?.. Чайка Семен, это обязательно, Волдырь еще, Снежок, конечно, Тимофей да Монгол! Ну, еще шушера всякая. Сявки молодые, которые при Зубе отираются вроде как на подхвате. С десяток наберется. Только вряд ли он их в свое убежище пригласит. Значит, так и выходит, что у Машки с ним сейчас не менее пяти человек.
– Ну вот, хоть в чем-то мы разобрались, – удовлетворенно заключил Сидорчук и огляделся. – Так что, товарищи, покончим разом с этим осиным гнездом? Самое, по-моему, время!
– Можно! – поддержал его Пастухов, грозно распушив усы. – Если разом все вдарим, ни одна сволочь не уйдет! Мы все вместе – это какая же сила! Я сам пойду и всех ребят мобилизую. Ну вот разве Жихарева не возьму, ему и так уже досталось. Итого шестеро нас.
– Своих четверых даю, – сухо сказал Черницкий. – Макаров возглавит. Таким образом, еще пятеро.
– Ну и нас трое, – подытожил Сидорчук. – Четырнадцать человек – это целый отряд. Тем более что люди все проверенные, битые. Должны справиться. Только есть одна закавыка, ребята. При любом раскладе Зуб мне живым нужен. Что хотите про меня думайте, а кончать его не дам. На носу это себе зарубите.
– Да все здесь уже поняли, что на тебя, Сидорчук, работают, – со смехом произнес Черницкий.
Егор Тимофеевич ожег его взглядом, раздул ноздри и напомнил:
– Между прочим, вашу контру уничтожаем! Я ее в кармане сюда не привез. Вся эта компания тут давно образовалась, под вашим чутким руководством. Жировала в свое удовольствие, в ресторанах посиживала, у вас же под носом делишки темные обделывала. Пока я не вмешался, эта шушера себя вольготно здесь чувствовала. Наоборот, вы еще спасибо мне сказать должны, товарищи чекисты и милиционеры!
– Ну, ты сильно-то палку не загибай! – несколько смущенно прогудел Пастухов. – Без него, вишь, тут ничего не делается! Хорошо вам там, в столицах! А ты здесь покрутись, когда ни подмоги, ни связи, а половина жителей волком смотрит, потому что недобитая контра! Поживи тут, а потом и рассуждай!
– Я, между прочим, в столицах не обитаю, – сказал Сидорчук. – У меня, если хочешь знать, и вообще угла своего нету. Я все время в походе. Стреляли по мне, жгли, топили и конями топтали. Контра про меня уже по всей земле наслышана. А вот ты, кавалерия, похоже, этого не понял. Очень мне обидно от боевого товарища слушать такие бестолковые речи!
– Ладно, бросьте вы эти счеты! – вмешался Черницкий. – Выступать надо. Зуб может заподозрить неладное. Как вы с ним договорились? – обратился он к Чигирю. – Убиваете Ганичкина и сразу докладываете?
– Да не велел он нам мочить, – неожиданно сказал Чигирь. – Мы его из больнички забрать должны были и к Зубу доставить, целого и невредимого. У нас на другой улице и лошадь с телегой приготовлена. У коновязи дожидается.
Пастухов аж подпрыгнул на стуле, потом подскочил к Чигирю, сгреб его за грудки и выкрикнул:
– И молчишь, скотина! Значит, там еще один из ваших прятался! Ну, мерзавец!..
– Да нету там никого! – жалобно заныл Чигирь. – Лошадка одна и стоит. Она совсем спокойная. Кто ее возьмет-то? Торчит без присмотра.
– Ну так это же отлично! – просиял Сидорчук. – Оно нам только на руку. Значит, Зуб ждет, что ему доставят Ганичкина, терпение проявляет. Человека привезти – это не фунт изюму. На такое дело время нужно. Значит, вот как сделаем. Чигирь возницей сядет, на телегу Егорова положим. Он комплекцией на Ганичкина смахивает. Мы с Чудновым по бокам, заместо тех двоих, которых тут положили. Таким вот макаром и въедем к Зубу во двор. Тем временем ты, Черницкий, и ты, Пастухов, со своими окружите малину. Глядите, чтобы никто не ушел. Стрелять аккуратно, Зуба не задеть!