Лиза никак не ожидала, что Игнатий Феликсович будет так волноваться. Он вдруг налил и залпом выпил целый стакан вчерашней стоялой воды (графин у Одинцовых держали исключительно для гостей, и из-за вчерашних треволнений его содержимое забыли поменять). Затем Пианович достал платок и быстрыми легкими движениями опахнул взмокшее лицо. В комнате сильно и приятно запахло одеколоном.
– Ну, что же, – сказала Лиза надменно. – Не надо больше слов, а то вы, Игнатий Феликсович, совсем запутаетесь. Я согласна.
Анна Терентьевна зарыдала чаще и громче и рукой, свободной от слез и платка, повелительно замахала брату:
– Павел, икону!
– Только не это! – воспротивилась Лиза, когда Павел Терентьевич поднялся, чтобы идти в спальню за иконой. – Сейчас благословения не в ходу – слишком патриархально. К тому же господа Пианович и Генсерский, кажется, католики? Значит, выйдет сомнительная сцена. Лучше уж шампанского, а?
Анна Терентьевна укоризненно всхлипнула:
– Лиза! Не шали в такую минуту. Не думайте, господа, она шампанского даже не пробовала никогда. Не знаю, что ей взбрело в голову… Обними меня, дитя мое!
Анна Терентьевна встала с кресла и раскинула руки. Пришлось обниматься. Прижимая к себе Лизу, тетя Анюта исхитрилась ущипнуть ее и прошипеть в ухо: «Не позорь нас!» Павел Терентьевич тоже смущенно обнял дочь, затем брат и сестра заключили в объятия Пиановича. Одному Генсерскому не досталось никаких ласк.
– Ну, вот и хорошо, – подвел черту Павел Терентьевич, который чувствовал себя не в своей тарелке. – Чего теперь тужить? Матрена, так и быть, неси шампанское, что принес господин Пианович. Оно в кадке у колодца, холодное!
Игнатий Феликсович вдруг заволновался, переглянулся с Генсерским и достал из жилетного кармана коробочку:
– Позвольте, Елизавета Павловна, в знак нашей помолвки…
Он вынул из коробочки кольцо и надел его Лизе на безымянный палец. Кольцо удивительно оказалось впору и было с бриллиантовой капелькой, полной колючих цветных искр.
– Мило! Спасибо, – сказала Лиза так, будто ей ежедневно подносили бриллианты.
– Не вы должны благодарить меня, Бетти! Это я вечно буду благодарен вам за счастье, которым вы одарили меня, согласившись стать моей женой. Когда человек, который много страдал, ошибался и потерял надежду, вдруг встречает свой идеал…
«Кажется, что-то такое Чичиков говорил Собакевичу? – припомнила Лиза, которая училась неважно. – Как глупы и пошлы всякие церемонии! И никто не вспоминает ни про «Викторию», ни про десять тысяч. Все счастливы!»
Речь Пиановича, который наконец справился со смущением, потекла рекой. Артемьевна шумно вздыхала в дверях, Анна Терентьевна плакала не переставая. Сцену прервал звон бокалов на подносе: разволновавшаяся Матреша внесла его не так ловко, как обычно.
Шампанским занялся Генсерский. Не переставая улыбаться, он вонзил штопор в пробку, чуть присел, натужился. Раздался залп. Лиза даже глаза зажмурила, но все обошлось: после того как стихли вскрики и улегся пенный фонтан, хлынувший из горлышка, в бутылке осталась почти половина. Другие полбутылки до локтей вымочили рукава Адама и слегка обрызгали брюки его патрона.
– За прекрасную невесту! – тенорком вскрикнул Адам, вздымая бокал мокрой рукой.
– Вы теперь жених и невеста, поцелуйтесь, – распорядилась Анна Терентьевна.
Лиза подставила Пиановичу смеющиеся губы, но в последний миг увернулась и приняла поцелуй и укол усов жениха своей горячей щекой и растрепанной русой прядью.
– Бетти понравилось шампанское? – спросил немного разочарованный жених.
– На квас похоже! – расхохоталась Лиза.
– Лиза! Лиза! – качала головой тетя Анюта.
После шампанского быстро разошлись. Генсерский отправился сушить рукава, Павел Терентьевич – в постель, болеть, а Анна Терентьевна уединилась с Пиановичем в кабинете, чтобы обсудить некоторые практические вопросы.
Лиза не совсем верно угадала намерения жениха. Хотя Игнатий Феликсович и слышать не желал, чтоб невеста закончила полный гимназический курс, со свадьбой не торопил. Он как раз хотел, чтоб все было как положено: венчание в церкви и в костеле, блестящий ужин, а то и бал, проводы молодых в свадебное путешествие. Целью путешествия оказалась не Варшава, как предполагала Анна Терентьевна, а Ницца, о которой она и думать не смела.
Вообще Анна Терентьевна недоумевала. Еще вчера, спасая Одинцовых, Игнатий Феликсович уверял, что эти десять тысяч у него последние, что он жертвует всем и остается после своего благородного жеста гол как сокол, чуть ли не в одном зеленом костюме, который на нем, и в лаковых штиблетах. Однако сегодня возникли вдруг и колечко с бриллиантом, и речи о бале, и поездка в Ниццу. Игнатий Феликсович объяснял чудеса внезапным получением гонорара за некое щекотливое приватное дело. Еще несколько подобных дел должны были вот-вот принести ему кучу денег.
Для очистки совести Анна Терентьевна вновь заикнулась о Лизином образовании. Пианович на сей раз почти вспылил:
– Далась вам, милая Анна Терентьевна, эта гимназия! У Бетти нет ни малейших способностей к наукам. Она преуспевает в одном французском, к которому вы с детства ее приучили. В Ницце она будет совершенствоваться. К чему еще два года маяться за партой?
– Но сейчас принято, чтобы девушки кончали курс.
– Где принято? Кем? Беднотой, которая прочит дочек в кассирши? Помилуйте, ни одна великая княжна гимназий не кончала!
Анна Терентьевна была сражена, но все-таки пробормотала:
– Лиза чересчур молода…
– И вы поете ту же песню, что Павел! Где ж чересчур? Бетти здоровая крепкая девушка. Если б вы, милая Анна Терентьевна, не одевали ее в эти куцые платьица, ей легко можно было бы дать лет восемнадцать, а то и все двадцать. Она физически готова к браку, дала мне согласие с видимым удовольствием – чего ждать? Вы хотите, чтоб она еще два года бегала по кустам с мальчишками? И бог знает что там с ними вытворяла?
Анна Терентьевна покраснела и поджала губы:
– Я попросила бы вас, Игнатий Феликсович, осторожнее подбирать выражения, когда вы говорите о вашей невесте.
Пианович прикусил язык, но быстро нашелся:
– Я не думаю о Бетти дурно. Но я ощущаю груз ответственности за нее. Моя обязанность уберечь невинное дитя от грубых соблазнов нашего захолустья. И не будем больше спорить, милая Анна Терентьевна! Назначим свадьбу на конец августа. До этого времени подготовьте необходимое приданое, я все оплачу. Я не имею в виду мещанские перины и кастрюли, боже упаси! Но завтра же поезжайте к Сапуновой и закажите Бетти приличный гардероб. Подчеркиваю, взрослый!
– Но Лиза так молода…
– Взрослый! – с нажимом повторил Игнатий Феликсович. – Бетти красавица, так пусть все это видят. Мне по портнихам ездить неудобно, но фасоны в журналах я укажу. Бетти девушка английского типа, поэтому ничего кафешантанного и расписного. Косу подобрать – так Бетти сразу станет казаться старше. Никаких роз и сиреней на шляпах, как вы любите! Только перья и газ. Обувь и перчатки исключительно английские, в крайнем случае шведские. И себе закажите что-нибудь приличное и современное. Вот вам на первые расходы – у вас ведь ни гроша.