После обеда она вдруг решилась:
– Илюшка, иди-ка сюда!
Илья удивился, но подошел. Они были одного роста, и Анжелика тоскливо заглянула Илье прямо в глаза. Затем она показала бумажку.
– Это сценарный набросок новой рекламной акции. Ты в прошлый раз неплохо справился, решено тебя снова задействовать, – сказала Изора очень громко.
Листок дрожал в ее белых пальцах с длинными ногтями, блестящими и яркими, похожими на крупные капли свежей крови.
– Вот посмотри, что задумано, – еще громче сказала Изора и потащила Илью за гипсовую колонну, которая подпирала не слишком гладкий потолок «Фурора».
Меж колонной и стеклянной стеной бакалейного отдела, заставленной изнутри кофейными баночками и чайными коробочками, имелся глухой угол. В этом углу волшебница Изора притиснула Илью к стене. Ее белое как снег лицо, ее губы, красные, как открытая рана, ее глаза, полные ужаса, странно контрастировали с загорелой физиономией индуса, которая выглядывала из-за ее плеча. Эта физиономия была снята в натуральную величину и помещена на рекламном плакате. Индус предлагал чашку какого-то чая и был, в отличие от Анжелики, предельно черноволос и бесконечно счастлив.
– Илюшка, ты ведь ходишь в студию Попова? Здесь никто этого не знает, – быстро проговорила Анжелика.
Когда Илья что-то захотел возразить, она стукнула его по губам свернутым в трубку сценарием:
– Тс! Молчи! Молчи, пожалуйста! Я знаю твою маму – если она что-то знает, то никому никогда ничего не скажет. Это правильно. А ты? Можешь поклясться? Обещаешь, что никогда? Или только потом, когда все кончится?
Илья выслушал эту абракадабру и решил, что Анжелика помешалась от какого-то неизвестного ему горя.
Он никогда не видел ее так близко – как лицо незначительное, он сроду не допускался к столь высокой особе. Теперь он хорошо рассмотрел ее янтарно-карие глаза и розовую родинку на белой шее. Теплыми волнами исходил от Анжелики аромат столь же дорогой и чуждый, как от Алима Петровича, – только, конечно, другой, женский. Сложный это был, сулящий беды аромат. А вот Тара пахла карамелькой! Она пахла дешевой, слишком розовой помадой, дождем и всем прекрасным и нежным, что есть в мире.
Раздумья Ильи о Таре Изора приняла за что-то другое. Она облегченно вздохнула:
– Я знала, что ты милый и согласишься! Сбегай сейчас же во Дворец – он там. Скажи, что…
Илья только заморгал, ничего не понимая:
– Он – это кто?
– Кирилл, кто же еще? Я отсюда не могу ни выйти, ни позвонить. Алим и его звери меня стерегут. Записку тоже передать нельзя – вдруг ее отнимут у меня или у тебя. Поэтому запомни на словах: встречаемся в семь на нашем месте. Повтори!
Илья повторил, но засомневался:
– А вдруг Кирилла во Дворце нет?
– Он там! Сегодня получка и разные выплаты.
– Но как же я выйду в рабочее время?
– Я сказала менеджерам, что ты пошел в «Сибспиртосоюз» за рекламными материалами.
– А материалы я где возьму?
– Нигде! Какой ты занудный! Если кто-то спросит, скажешь, что эти халтурщики обещали, но ничего не приготовили. Теперь беги! Скорей!
Янтарные бусины глаз прекрасной ведьмы Изоры наполовину утонули в слезах, которые висли на нижних ресницах. Ее губы и тряслись, и улыбались. Топорный оскал чайного индуса не шел ни в какое сравнение с этой улыбкой – несчастной, нетерпеливой и страстной. Смотреть на такую улыбку было неловко, поэтому Илья кинулся бежать во Дворец металлистов, даже не до конца сунув руки в рукава куртки.
По дороге он размышлял о своей странной миссии. Ничего подобного делать ему еще не приходилось. Помочь коварной и неотразимой Изоре? Это было делом занятным и вполне достойным нордического рыцаря. Да еще и передать послание на словах – прямо как в Средние века!
Илья начал гордиться собой. Ведь он не ошибся: это Анжеликина «мазда» стояла в кустах за Дворцом в тот вечер. Значит, это от Анжеликиной опасной и запретной любви стал Алим Петрович гнойно-зеленым! Не погуливает она, как предположил старик Снегирев, а разгулялась не на шутку. Пожалуй, даже жизнью рискует. Вот это любовь!
Несмотря на то что во Дворце был день выплат, Кирилл Попов был в скверном настроении. Илье он едва кивнул и быстро прошел мимо. Илья попытался нагнать его, но Кирилл скрылся за тяжелой дверью с надписью «Администрация».
Ждать его оттуда пришлось не меньше получаса. Наконец Попов вышел в коридор, но не один, а в сопровождении полной тетки. На голове у нее перпендикулярно черепу вздымались белокурые пряди, образуя сверху, на макушке, завиток в виде крючка.
И эта прическа, похожая на пирожное-безе, и синее платье с частыми блестками говорили, что тетка принадлежит к самой что ни на есть администрации. Но Илью это не смутило.
– Кирилл, можно вас на минутку? – спросил он, беспардонно прервав слова дамы.
– Ну? Чего тебе? – повернулся к нему Попов.
– Я бы хотел поговорить один на один. Это очень срочно.
– Тогда подожди.
– Не могу. Это срочно. Очень!
Кирилл пожал плечами:
– Извините, пожалуйста, Светлана Вячеславовна! Такие вот у меня шебутные гаврики – день и ночь вожусь с ними. Я к вам завтра с утреца подойду, хорошо?
Говорил он сейчас развеселым, не своим голосом – явно играл какого-то бойкого простака. Наверное, таких ценит администрация.
– Ну что стряслось? – зашипел Кирилл, когда они с Ильей пошли рядом по коридору.
Илья оглянулся и увидел, что тетка с безе на голове до сих пор придирчиво смотрит им вслед.
– Надо найти укромное место, – сказал тогда Илья. – Такое, чтоб нас никто не слышал и не видел.
– Не дури, Бочков, – отмахнулся Кирилл, однако вперед пошел резвее.
Наконец они остановились в темном тупике возле репетиционного зала. Здесь вкривь и вкось стояли декорации, причем не только приготовленные для Попова, который предпочитал минимализм, но и какие-то приблудные. Торчала тут и новогодняя фанерная избушка, и кусок какой-то розовой стены в горошек, и плоская двухметровая матрешка, тоже из фанеры. На громадном лице этой матрешки криво сидела похабная улыбка.
– Что стряслось? Давай побыстрее, мне некогда, – сказал Кирилл Попов.
Лицо у него было скучное и несвежее. Оно выдавало, что спешить режиссеру некуда.
– Я от Анжелики, – отозвался Илья тихим, утробным голосом тайного агента.
Попов удивился, но не обрадовался.
– Ну и что? – хмыкнул он.
– Будьте сегодня в семь на обычном месте.
Хотя эти слова означали любовное свидание, звучали они прямо-таки по-бондовски. Илье это понравилось.
Попов в ответ устало вздохнул и повернул к Илье свои громадные глазищи. Их взгляд в студии считался гипнотическим. Их белки, синие, как крутое яйцо, отливали перламутром, а зрачок сверлил душу. Однако сегодня Илья легко выдержал этот взгляд.