Смену в «Фуроре» составляли трое грузчиков. Злоязычные девчонки-продавщицы звали эту бригаду тремя богатырями. Кроме длинного и тощего Ильи, в нее входили пенсионер Снегирев и Толян Ухтомский, член великой ложи местных алкоголиков.
Толян был необщителен и держался в сторонке. Его товарищи по пороку весь день слонялись у «Фурора». Они заходили в магазин, выходили сами, выводились охраной, перемигивались с Толяном, строили друг другу какие-то многозначительные гримасы и делали тайные, дикие для непосвященных знаки. От этого всего Ухтомский к концу дня соловел, тяжелел и начинал дышать перегаром, хотя ничего не пил и ни на минуту никуда не отлучался. Сдав трудовую вахту, он радостно воссоединялся с соратниками. Они уходили дружно, втроем или вчетвером, обняв Нинель, единственную на всех прекрасную даму.
– Толян только на вид квелый, – с сожалением говорил тогда старик Снегирев. – Он ведь чудовищной силы парень! Первый был на «Машстрое» гиревик! Естественно, он числился сборщиком, но больше честь завода защищал, рекорды ставил. Спился Толян уже тут, у нас, в «Фуроре». Это, кстати, неплохой вариант. Пошел бы в братки – давно бы уже закопали. Вот покойный Капитонов…
Снегирев любил поговорить о покойных и напомнить, что все там будем.
– Илюшенька, поди-ка сюда, зайчик! – позвала сына Тамара Сергеевна около полудня.
Илья решил, что пора ставить молоко в холодильник и матери требуется помощь. Но он ошибся.
– В «Фуроре» через час начнется какая-то рекламная акция, – сообщила Тамара Сергеевна. – Я договорилась, чтобы тебя тоже взяли. Лишние деньги нам не помешают.
В нескольких рекламных действах Илья уже участвовал. Поэтому он настороженно спросил:
– А делать что надо? Снова ныть: «Вы чувствуете тяжесть внизу живота? Тогда попробуйте ложечку нашей горчицы!» Да? Чтоб меня опять все посылали?
– Что ты! Ни к кому приставать не придется, – успокоила его Тамара Сергеевна. – Просто надо будет надеть какой-то костюм и немного постоять. Кажется, еще и рукой помахать. Это просто! Снегирев просился, но Анжелика ему отказала. Ради меня! Вот она придет и все объяснит.
Анжелика? Опять штучки Изоры!
Белокурая Анжелика, копия нордической ведьмы и незаконная жена Алима Петровича (законная сидела где-то в Калуге с детьми и внучатами), прежде была специалисткой по рекламе и организации тематических вечеринок. Нрав она имела беспокойный и живой, обожала суету и многолюдство. Трескучие шоу, бешеные краски, шум, грохот и прочая чертовщина были ее стихией.
Оставив рекламную карьеру ради любви, Анжелика дома, в неге и холе, очень скучала. Чтобы она не натворила взаперти бед, Алим Петрович позволял ей резвиться в своем магазине. Чаще всего Анжелика украшала рекламные акции собственными выдумками и устраивала КВН между отделами (обычно побеждал бакалейный). Не было недели, чтобы в «Фуроре» не случался бизнес-капустник, или театрализованные именины, или тематический пикник. В подобных мелочах Алим Петрович гражданской супруге отказать не мог.
Капризы Изоры нелегко давались коллективу. Однако все без исключения работники «Фурора» держались за свои места и трепетали перед хозяином. Потому веселились они безропотно: рядились героями мультфильмов, пели хором и соло, учили стишки, перетягивали канат и бегали в мешках. Некоторые даже сделали карьеру на прихотях неугомонной фаворитки. Так, коллега Ильи, Снегирев, давно бы вылетел из «Фурора» по древности лет. Однако старик умел вальсировать, бил чечетку своими непропорционально крупными, плоскими ступнями и без звука одевался во что скажут. Анжелика стояла за него горой.
Впрочем, у прекрасной Анжелики сложился в «Фуроре» целый двор. Кое-какие продавщицы в прошлом были фабричными девчонками с «Мехмаша». Теперь они утратили свежесть молодости, зато сохранили комсомольский задор, румянец во всю щеку, зычные голоса и бойкие ухватки. Они пели частушки, плясали, пили беленькую и были вовсе не против сабантуйчиков, которые назывались теперь корпоративными вечеринками.
Тамара Сергеевна Бочкова и здесь оказалась незаменимой – по любому поводу она сочиняла стишки и куплеты, не всегда складные, но всегда с душой. Ее талант Анжелика очень ценила.
Нет, все-таки, как ни посмотри, Алим Петрович человек нерусский! К такому выводу после долгих наблюдений пришли фуроровские девчонки. Ведь, влюбившись в Анжелику, Пичугин тотчас сделал ее своей женой, пусть неофициальной и не единственной. Зачем? Ведь мог бы, как все, просто встречаться с ней на разных кстати подвернувшихся квартирах. Девчонки знали, что благодарить за нежность принято покрытием расходов на закуску. Перепадают и букеты роз, которые расцвели в Голландии еще прошлой весной и так набальзамированы, что от них несет приемным покоем. Время от времени от любимого можно дождаться даже пузырька духов, которые обожает его жена. Вот, собственно, и все!
Но восточные и полувосточные люди не понимают прелести опасных связей. Они ничуть не боятся своих законных жен. Родящиеся от грешной любви черноглазые младенцы не кажутся им прожженными наглецами и вымогателями. Их не возбуждает сознание того, что в любую минуту может случиться разоблачение и удар семейным сковородником по темени. Их не тешит, что чьи-то лучшие годы (с тридцати пяти по сорок шесть включительно) поглощены ими нехотя, в пол-укуса, как пирожок на улице.
У восточных людей просто не развита фантазия, решили девчонки. Любой бывший сотрудник «Мехмаша», считали они, заводит романы не от избытка здоровья, а от того же, от чего пьет, – от дури. Плюс мания величия и доля садизма. Ему просто нравится знать, что она ждет его. Она ставит на стол два бокала, возбуждающе длинных. Она весь день готовит какую-то рыбу по-гасконски, от которой прошлый раз он всю неделю икал. Для него она красит волосы в отвратительный баклажанный цвет, читает советы людоеда-сексолога, покупает трусики из бечевок, ходит на курсы спортивного стриптиза и плясок живота.
Зная все это, он чувствует себя пупом земли, и ему довольно. Когда придет долгожданный вечер любви, он бессовестно пробормочет в телефон какое-нибудь вранье про тестя или аккумулятор и преспокойно отправится к себе домой, где доест вчерашние котлеты с позавчерашним пюре (он последняя инстанция спасения; жена, дети и кошка несвежего не едят и оставляют ему). После такого подвига с чистой совестью можно прилечь и небрежно переключать каналы. Тогда перед ним будет все время возникать высокооплачиваемая красавица модель и страдать, сознавая свою потливость. Так ей и надо! Пусть помучается до полуночи! И чтобы каждые семь минут! А если вообразить, что и та сейчас одна и рыдает и ночь ей кажется вечной, а небо с овчинку…
Страсть Алима Петровича тоже была жестока, но жестока иначе. Анжелика могла сколько угодно тешиться званием жены, владеть квартирой, почти такой же просторной, как «Фурор», и новой «маздой» пылкого красного цвета. Она могла считать персонал «Фурора» собственным крепостным балетом. Ее наряды стоили бешеных денег. Ее бесчисленные туфли и сапоги не уступали в совершенстве обуви самого Алима Петровича.
Однако ревнивый супруг требовал, чтобы она не покидала дом без его ведома. На всякий случай он звонил ей по мобильнику каждые четверть часа. Он не подпускал привлекательных, по его мнению, мужчин на расстояние, с какого Анжелика могла бы их разглядеть. Но больше всего огорчало красавицу то, что Алим Петрович категорически запретил ей загорать. Круглый год Изора оставалась белоснежной, как Афродита, только что выбравшаяся из морской пены. Это вызывало у Алима Петровича восторг, непонятный цивилизованному человеку, и бешеное желание.