– Кать, я уеду сейчас, – решила Света, – а ты соври Виктору Федоровичу что-нибудь. Ну… что я в Бибирево поехала, что ли.
– Вы к Вячеславу Викторовичу, да? – с сочувствием спросила девушка. Кате никто ничего про семейные тайны директора не рассказывал, но она знала, как знает любой секретарь и любой наблюдательный человек.
Света махнула рукой, мол, куда же еще… Выхватила из шкафа куртку и, стараясь побыстрее проскочить приемную, чтобы не столкнуться с Виктором, выбежала на улицу.
Ключа от Славкиной квартиры у нее не было, да и быть не могло: она никто в этой семье. О том, чтобы пожениться, Виктор Федорович больше не заговаривал, да Света больше и не ждала предложения: Лизина смерть все изменила. Кузьменко-старшему нужно было думать о внуках, а не о собственной свадьбе.
Шаги за дверью раздались сразу же, едва Светлана нажала на звонок.
– Ты? – равнодушно спросил Слава и, не обращая на нее внимания, вернулся на кухню.
В квартире было чисто. Света быстро заглянула в бывшую детскую, в которой теперь спала одна Даша: чистота, игрушки аккуратно расставлены на небольшой детской стенке. Никогда не подумаешь, что хозяин целенаправленно превращается в алкоголика. Степу Слава переместил в свой бывший кабинет, а сам проводил время в спальне. Если не пил на кухне, конечно.
Дальше осматривать квартиру Света не стала, отправилась вслед за Вячеславом.
Сначала тот показался ей трезвым, но когда заговорил, стало ясно, что пьян он основательно. И в ближайшие часы не протрезвеет.
– Чего тебе?
– Слава, я сама детей из садика заберу, – ровно предложила Светлана. – Тебе в таком состоянии за ними идти ни к чему. И им тебя видеть ни к чему.
– А ты ведь ее не любила, Свет… Ты ведь ее терпеть не могла… – Кузьменко-младший смотрел на нее почему-то только одним глазом, второй сильно прищурил. Не иначе, лицо собеседника перед ним уже двоилось.
– Да, я не любила Лизу, – согласилась Света. Подумала и уселась напротив него.
– Вот и я не любил, – признался Вячеслав. – Заставлял себя любить, а не любил. Ее никто не любил, и она умерла.
Лиза тоже никого не любила, подумала Света. Мужа, во всяком случае, точно.
– Ее никто не любил. Никто. И она умерла, – повторил Слава и пьяно заплакал, прикрывая рукой глаза. – И я не любил. Только жалел. И отец ее жалел. Понимаешь? Не уважал, не восхищался, а жалел. А ведь она красавица была. И умница. Врач. Почему мы ее не любили, а, Свет?
– Я пойду Степкины вещи заберу. Тетрадки, учебники. Физкультурную форму. Ты не помнишь, у него завтра физкультура есть?
– Сегодня полгода, как ее нет, а я даже не знаю, какой она была. Доброй? Злой? Не знаю. А ты знаешь?
«Злобная, завистливая, жадная дура, – мысленно ответила Светлана. – Прости, господи…»
– Слава, я соберу детские вещи и заберу детей из сада. А ты возьми себя в руки. У тебя дети, помни об этом!
– Я помню, – Кузьменко поднял на Свету совершенно трезвые, но безумные глаза. – Сегодня полгода. Давай помянем Лизу.
– Давай. – Светлана поднялась, достала из буфета вторую рюмку и плеснула в обе коньяка из стоявшей на столе бутылки. – Царствие небесное…
Хозяин дома выпил, потряс головой и неожиданно трезвым голосом произнес:
– Она тебя терпеть не могла. Было за что?
– Нас всех есть за что не любить, – терпеливо объяснила Света. – И есть за что любить.
– Я ее не любил, и она умерла, – опять заплакал Слава. – Я не смог ее полюбить…
Продолжение слушать Света не стала. Собрала детские вещи в дорожную сумку и поехала на работу.
– Где ты была?
Она не успела прошмыгнуть в кабинет, – по коридору к ней приближался директор. Кивнул на сумку и сразу догадался:
– Опять?
Света молчала, но он все понимал: сын снова вдребезги пьян и Света в который раз собирается провести ночь с его детьми. Кузьменко-старший узнал о том, что так бывает, случайно: заехал по дороге на работу за Светланой и обнаружил в ее квартире собственных внуков.
Сейчас Виктору Федоровичу хотелось прижать женщину к себе прямо в пустом коридоре, но он не рискнул. Ему все время хотелось быть с ней рядом, без нее он как будто терялся в привычной жизни и начинал ждать, когда ее увидит.
– Пойдем в загс, – не к месту предложил мужчина.
– Сегодня полгода, Витя, – напомнила Света.
– Я помню.
Виктор Федорович тоже изменился после смерти Лизы. Не так разительно, как Слава, но не заметить этого было нельзя. Постарел. Пожалуй, будь директор таким год назад, Светлане бы и в голову не пришло строить планы совместной с ним жизни. Не настолько она любит деньги. Сама в состоянии их заработать.
Впрочем, теперь думать об этом было глупо и бессмысленно: Виктор уже стал ее жизнью. Вячеслав стал, и Степа с Дашей. И никакой другой жизни Света не хотела.
Они дошли до двери приемной, и Кузьменко тихонько и незаметно прижал к себе ее локоть, но сразу отпустил.
– Катя! – позвал директор и начал крутить головой, недоумевая, куда подевалась секретарша.
– Вышла куда-нибудь. А что ты хочешь? Давай я сделаю.
Светлана сунула сумку с детскими вещами в шкаф.
– Я хочу написать приказ. Об увольнении Кузьменко В. В.
– Витя! Не надо!
– У меня на производстве нет места алкашам, – не заорал, как можно было ожидать, а тихо, почти неслышно, произнес Виктор Федорович.
– Витя, я прошу тебя! Прости его последний раз. Я Славу предупрежу. Ну что с ним будет, если ты его уволишь? Парню помочь нужно, а ты его потопишь совсем. Не надо, пожалуйста.
– У меня тоже когда-то умерла жена… – Кузьменко подошел и потерся лбом об ее волосы, уже не боясь, что кто-нибудь не вовремя появится в приемной. – Я все понимаю не хуже тебя.
– Все люди разные, – отстранилась Светлана, – и горе переносят по-разному. Слава оказался слабее тебя. И ему нужно помочь.
– Ладно, уговорила, – мрачно согласился Виктор Федорович. – Я сам его предупрежу. Так пойдем в загс? Очень прошу, Света. Я не хочу без тебя жить.
– Завтра. Сегодня у нас поминки. Пойдем в загс завтра.
– А… тебе это надо? – робко спросил мужчина.
– Не знаю, – подумав, честно ответила Светлана. – Ты и так мой, а остальное для меня неважно.
Кузьменко вошел в собственный кабинет и тихо прикрыл за собой дверь.
– Света, возьми меня с собой на работу, – тихо попросила Даша, когда они отвезли серьезного Степана в школу и смотрели, как мальчик исчезает в воротах школьного двора. – Я не хочу в сад.