«Я не стану больше выходить замуж. Мужчины будут, конечно, появляться время от времени в моем большом шикарном доме, но так же они будут и уходить. А если мне захочется, то кто-то из них останется на какой-то срок, но затем он исчезнет и появится кто-то новый – молодой, красивый, сильный и такой же ретивый в любви, как этот русский Михаил».
Всех своих соотечественников она уже называла не иначе, как русскими.
А генерал Потапчук, генерал Решетов и агент Слепой этой же ночью бурно обсуждали то, что предложил Слепой. Решетов, как ранее и Потапчук, был шокирован, но затем, тщательно взвесив все про и контра, согласился, что в предложении Глеба есть своя логика, причем неопровержимая. И плюсов в его проекте намного больше, чем минусов, которые скрупулезно подсчитал Андрей Николаевич вместе с Федором Филипповичем.
– И как ты только до такого додумался, Глеб? – куря сигарету за сигаретой, выдыхая клубы дыма, приговаривал генерал Потапчук.
Глеб посмеивался:
– А что здесь, собственно говоря, такого?
– Вроде бы ничего, но как-то все это больно лихо у тебя получается.
– Еще не получилось.
– А я бы не сказал, что лихо, – Решетов уже взял инициативу в свои руки, вернее, ее передал ему Потапчук, поскольку без участия и помощи Решетова рассчитывать на успех в предприятии, которое затевал Сиверов, было просто невозможно. Решетов, естественно, поначалу яростно сопротивлялся, говорил, что он не в том возрасте и чине, чтоб забавляться такими играми.
– Вам что же, репутация нашей конторы не дорога?! – восклицал Решетов. – А если эта авантюра сорвется?! Нас же всех поднимут на смех! Федор Филиппович, это же какой позор твоим сединам! Тебе разве не будет стыдно за свои ордена, медали? А мне? Ты представляешь, как надо мной станут все смеяться? Будут тыкать в меня пальцем, шушукаться: "Смотрите, смотрите, это идет тот Решетов, который устроил балаган!
Да и где устроил – прямо в Москве, на глазах всего честного народа! Паяц в генеральских погонах!" А если дознаются журналисты? О нас же напишут такое, что чертям станет тошно! Ему-то что, он ни при чем, он как бы не в кадре. С него никто не станет спрашивать, да о нем, черт его подери, никто вообще понятия не имеет, – Андрей Николаевич сердито поглядывал на Сиверова. – Сделает из меня посмешище, а с самого как с гуся вода.
Глеб в долгу не остался:
– А вам, генерал, бояться нечего – над вами и без того достаточно смеются.
Но в конце концов Решетов пошел на попятный. Напор Потапчука, веские доводы Сиверова сделали свое дело. К тому же у Глеба Сиверова был блестящий аргумент своей правоты. Ведь это он, а никто другой смог найти в огромной Москве Мерцалова, смог его вычислить и убить, причем прежде, чем тот успел натворить бед.
Как Потапчук, так и Решетов отдавали себе отчет, что агент Слепой не только спас от неизбежной гибели Черных – он заслонил от более чем серьезных неприятностей очень многих генералов, полковников, майоров, которые работали в службе безопасности и хваленой «девятке».
И генерал Решетов сдался.
– Ну все, Бог с вами, хватит меня уговаривать. Я на все согласен. Что скажете, то и буду делать. Командуй, Потапчук, я готов выполнять твои приказы. Но учти – провалим дело, ни мне, ни тебе больше никогда не работать в органах. Придется сидеть на дачах и строчить мемуары в свое оправдание.
– Да не дергайся ты! Расслабься, выпей еще кофе…
Никто приказывать тебе не собирается.
– У меня от вашего кофе понос скоро будет! – огрызнулся Решетов. Потапчук за словом в карман не полез.
– Понос – не золотуха, Андрей Николаевич.
– А тебе бы все шутить, старый лис! Как вы вообще можете пить кофе в таких количествах?
– Что ты капризничаешь? Сейчас тебе принесут чаю.
– Не хочу я и вашего чаю!
– А чего ты хочешь, Андрей Николаевич?
– Знаете, мужики, мне больше всего на свете сейчас хочется кефира и сортира.
– Ну вот, договорились, – пристукнул кулаком по столу Потапчук. – Ладно, Андрей Николаевич, мы тебя не задерживаем. Иди. Но за тобой, учти, два дела.
– Да я все понял. Когда скажете, тогда и начнем.
– Начинать надо было уже вчера, – заметил Глеб.
– Так вчера надо было и сказать, – отозвался Решетов, снимая со спинки стула свой серый пиджак и натягивая его на плечи. – В общем, вы тут сидите, а я поеду.
Пока мой подопечный отдыхает, я тоже хочу поспать.
Я тоже, между прочим, заслужил отдых. А вы еще долго сидеть собираетесь?
Глеб неопределенно пожал плечами. Потапчук, как зеркальное отражение, повторил его движение.
– Как хотите. Найти меня не сложно, телефон мой знаете. Звоните в любое время дня и ночи.
– А ты что, Андрей Николаевич, и в туалет с телефоном ходишь?
– И в туалет хожу с телефоном. У меня знаешь какой телефон?
– Какой же? – спросил Потапчук.
– Противоударный и пылевлагонепроницаемый.
– Понятно, для туалета незаменимая вещь. Небось, твой шеф подарил? Щедрый, бедность ненавидит.
– Сам я купил, за свои кровные, заработанные.
Глеб спросил:
– Послушайте, Андрей Николаевич, вы уже три года работаете на своем месте, охраняете…
– Да, три года. Мы с ним неразлучные, как Коржаков с президентом. Правда, теперь Коржаков, наверное, рассаду поливает, а я при Степаныче все еще работаю.
– Я не к тому. За три года вы, наверное, изучили все привычки своего шефа?
– Еще как изучил. Знаю, когда он спит и какой бритвой бреется.
– Это хорошо, хорошо… – Глеб поднялся с глубокого кожаного кресла и зашагал по ковру, по которому он за эти долгие часы прошел, наверное, не один километр.
– А что конкретно вас интересует?
– Я пока сам не знаю. Но думаю, мой расчет верен.
– Какой расчет?
– Извините, Андрей Николаевич, завтра.
– Что завтра?
– Завтра я поделюсь своими соображениями. Они пока еще слишком неопределенные.
– Завтра так завтра. В общем, мужики, я поехал. Боюсь, могут хватиться.
– Ладно, поезжай, – Потапчук встал из-за стола, пожал Решетову руку. Глеб тоже обменялся с Решетовым рукопожатиями.
Когда за Андреем Николаевичем закрылась дверь, Потапчук уверенно сказал:
– Если он пообещал, то сделает.
– Я надеюсь.
– Это в его же интересах.
– И в наших тоже.