– Право, мне очень жаль...
– Ох, только не надо так говорить, – вырвалось у Мадлен. В эту минуту Мадлен осознала, что практически потеряла контроль над собой. Это ужаснуло ее. Мадлен попыталась улыбнуться, но ей и это не удалось. – Простите, я просто... – Она не смогла Закончить фразу. По щекам снова заструились слезы. Вытирая их сжатыми в кулаки руками и не глядя на Нусбаума, Мадлен выбралась из кровати.
– Все в порядке, – он снова попытался успокоить ее. И после небольшой паузы продолжил: – Я разговаривал с доктором Алленфордом из «Сент-Джозефа».
Сначала Мадлен немного смутилась: какое, собственно, дело Крису до всего этого? Но почти сразу в голову ей пришло простое и логичное объяснение. И внутри у нее похолодело. Она вздохнула так резко, что у нее даже в легких закололо. Все сходилось: Фрэнсис был практически мертв, но внутренние органы его функционировали совершенно нормально. Наверняка сотрудники из Объединенной сети по перевозке органов связались с доктором Алленфордом.
– Ну и что же он вам сказал? – спокойным, тихим голосом спросила Мадлен.
– Сказал, что у него есть прекрасный кандидат на сердце вашего... друга. В его клинике, в Сиэтле.
Мадлен показалось, что она проваливается в какую-то темноту... Дышать стало трудно. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. «Господи, о Господи...» Мадлен зажала рукой рот. Разве можно было предвидеть, предчувствовать такой оборот событий... Как же ей самой это не пришло в голову?!
Нусбаум начал испытывать какую-то неловкость.
– Знаете, я никогда бы не заговорил об этом с кем-нибудь другим... Скажите, вы ведь являетесь родственником этому человеку?
Мадлен взглянула на Нусбаума глазами, полными слез.
– Понимаете, он священник... Священник. Он в жизни не совершил ни единого дурного поступка. И вот теперь... теперь... – Она не могла продолжать.
Доктор Нусбаум понимающе улыбнулся, подбадривая ее.
– Может, вы хотите, чтобы я пригласил сюда специалиста по пересадке внутренних органов? Он справится с этим гораздо лучше меня.
– Нет. Или да. Погодите, мне нужно время, чтобы все обдумать. – Она трясущейся рукой провела по лицу Фрэнсиса. – У вас есть результаты последней кардиограммы?
Он протянул ей полосу бумаги.
– Как и первые две, совершенно ровная линия. И ни малейшей реакции на болевой тест. – Доктор Нусбаум положил руку ей на плечо. – Дело ведь в том, что он не в коме, доктор Хиллиард. И мне известно, что вы отлично понимаете разницу. Мистер Демарко фактически уже умер. И его ближайшие родственники, как и полагается, должны сейчас решить, что делать дальше. Вы ведь понимаете, что время не ждет. Доктор Алленфорд говорит...
Она резко обернулась.
– Думаете, я сама не понимаю этого?! – Голос ее дрожал и срывался. – Оставьте нас сейчас в покое.
– Ну разумеется. Доктор Алленфорд говорит, что еще минут сорок пять есть в запасе...
– Да, – сухо подтвердила она. – Мне известна процедура. – И Мадлен нежно погладила Фрэнсиса по щеке.
Доктор Нусбаум вышел из палаты так же стремительно, как и вошел. Оставшись одна, Мадлен пожалела, что он ушел. В палате сразу стало очень тихо, а электронные звуки делали атмосферу комнаты какой-то пугающей, бездушной.
– Ох Фрэнсис, – прошептала она. Слезы струились по ее щекам.
Такое решение Мадлен не могла принять одна. Но рядом не было ни души, никого, кто снял бы с нее часть ответственности. Единственным живым родственником Фрэнсиса был Энджел, но в этом деле, видит Бог, он совсем не мог ей помочь. Было бы чудовищно жестоко даже попробовать задать ему такой вопрос.
Минуты текли одна за другой. Время то тянулось бесконечно, то пролетало совсем незаметно. А оно было сейчас очень дорого.
– Почему так, Фрэнсис? – спросила она, ласково гладя его по волосам. Вопреки здравому смыслу Мадлен надеялась, что Фрэнсис может сейчас услышать ее, шевельнуться, открыть глаза, сделать хоть что-нибудь. Но он лежал неподвижно. В палате были слышны только звуки аппаратов жизнеобеспечения и дыхание Мадлен.
– Господи, – взмолилась она. Было такое чувство, словно душа ее рвется на части.
Теперь она поняла, через какие испытания приходится проходить ее пациентам и их родным. От этой мысли больше нельзя было просто отделаться: жизнь – несправедливая и непредсказуемая череда событий. И в какой-то момент ход этих событий останавливает смерть. Мадлен уже узнала это однажды, когда ей было шесть лет.
Она также понимала, что Фрэнсис очень хотел бы, чтобы она приняла правильное решение. Он не хотел бы, чтобы его смерть ничего не значила. И если Энджелу можно было спасти жизнь – Фрэнсис пошел бы на это не задумываясь. Мадлен понимала, что сердце Фрэнсиса – его замечательное, любящее сердце – могло бы спасти жизнь его брату.
Но сможет ли она сама пойти на это? Может ли принять решение о трансплантации сердца Фрэнсиса? Сумеет ли она жить дальше, если примет такое решение, и сумеет ли, если не примет его?
Мадлен медленно опустилась на колени на линолеум пола и сложила руки, как во время церковной молитвы.
– Боже, прошу Тебя, подскажи, как поступить!
Задержав дыхание, она ждала ответа. Хоть какого-нибудь знака. Но не было слышно ничего, кроме писка кардиомонитора и шепота аппарата «искусственные легкие». Мадлен изо всех сил зажмурилась.
– Что делать? – в отчаянии прошептала она. – Помоги мне, Господи, научи...
«Ты знаешь, Мэдди-девочка, ты знаешь сама».
Мадлен вскочила на ноги, во все глаза глядя на Фрэнсиса, изучая его лицо. Она пыталась отыскать в его лице хоть какое-нибудь указание на то, что Фрэнсис и вправду произнес эти слова сейчас.
Но конечно, она знала, что он ничего не говорил, голос прозвучал лишь в ее сознании. Через несколько томительно долгих минут Мадлен распрямилась и вышла из палаты.
В коридоре на неудобном больничном стуле сидела Лина. Увидев мать, она вскочила на ноги. Глаза у девушки покраснели, веки опухли. На щеках были разводы от высохших слез. Мать ласковым жестом провела по щеке Лины.
– Хочу кое о чем посоветоваться с тобой.
Лина зажмурилась и отрицательно покачала головой.
– Думаешь, не знаю, о чем именно? Ведь я уже почти целый час тут сижу и все слышала. – Она горько усмехнулась. – Я ведь дочь кардиолога, разве не так? Кому как не тебе знать это.
Мадлен в страхе и замешательстве смотрела на дочь, едва ли не впервые в своей жизни замечая в ней женщину. Точнее, видела, какой именно женщиной скоро станет Лина – сильной, собранной, непреклонной.
– Да, – только и смогла Мадлен сказать в ту минуту. Ей хотелось что-нибудь добавить, но не находилось нужных слов.