– Я видела, как вы вновь заезжали за ней в три часа – потому и решилась позвонить. Мне кажется, у нее будут большие неприятности в самом ближайшем будущем. Если, конечно, ее вовремя не остановить.
Мадлен инстинктивно хотела вовразить, но ничего не сказала: взяла телефон, принесла его в гостиную и села на диван, заваленный всяким барахлом. После смерти Фрэнсиса Мадлен постоянно ощущала себя не в своей тарелке. Каждую секунду она чувствовала, до чего хрупка жизнь. Былая уверенность покинула ее – у Мадлен больше не было сил изображать из себя безупречную во всех отношениях деловую даму. Ей казалось, что она идет в воде и дошла уже до самого глубокого места.
– Я... не знаю, что и сказать вам, Вики, – призналась Мадлен, и в тот момент, как эти слова вырвались у нее, Мадлен показалось, что на плечи навалилось что-то тяжелое. – Ведь Фрэнсис был не просто другом семьи, он был самым близким нам человеком. Всякий раз, когда я пытаюсь заговорить о нем, мы с ней сразу начинаем реветь, причем ни мне, ни Лине от этих разговоров не становится легче. Я понимаю, что она все чаще старается убежать из дома к своим приятелям, но дело в том, что у меня самой сейчас не осталось в душе ничего, что я могла бы предложить Лине взамен. Она просто не станет меня слушать.
– Я понимаю ваше состояние. Мой брат и его жена умерли в прошлом году, и с тех пор я воспитываю племянника. Помню, как много недель после их смерти мы часто плакали на груди друг у друга. Тяжелое было время.
– Я ума не приложу, Вики, что мне делать.
– Стараться почаще общаться с дочерью. Главное, не упустить ее совсем. Я попробую познакомить Лину со своим племянником, хотя и не уверена, что это будет легко. – Оуэн рассмеялась. – Вашей дочери он может показаться несколько странным.
Мадлен устало улыбнулась.
– Думаю, это значит, что он просто замечательный молодой человек.
– Пока что я не жалуюсь. Главное – найти для Лины друга, с которым она могла бы говорить о чем угодно. Я старалась найти для нее такого человека, но она никому не доверяет.
– Что правда – то правда, – согласилась Мадлен. – Я тоже постараюсь не сидеть сложа руки. Спасибо вам за заботу, Вики.
Повесив трубку, Мадлен поднялась с дивана. В голове у нее еще не было какого-то определенного плана действий, но ноги уже сами несли ее к комнате дочери. Одного взгляда на запертую дверь оказалось достаточно для того, чтобы появилась идея.
«Нужен кто-нибудь, с кем она могла бы поговорить».
Мадлен постучалась. В комнате было тихо. Собравшись с духом, Мадлен открыла дверь.
Лина сидела на постели в больших черных наушниках и слушала музыку, одновременно куря сигарету. Она была одета в теплую куртку с надписью на спине: «Если не любишь мою музыку, значит, ты глупый старый зануда». По щекам девушки текли слезы.
При виде дочери, сидящей в одиночестве в своей комнате и плачущей, мерно раскачиваясь вперед-назад, у Мадлен сердце чуть не разорвалось от жалости. Картина была совершенно невыносимая. Мадлен подошла и выключила магнитофон.
– Черт возьми, мам! – Лина резко сняла наушники и швырнула их на смятую постель. – Какое ты имеешь право врываться сюда и глушить мне музыку?!
Мадлен молча взяла у Лины из рук сигарету и загасила ее в пепельнице, стоявшей на полу. Затем села рядом с дочерью.
Некоторое время они просто смотрели друг на друга. В глазах Лины были усталость и отвращение – Мадлен было невыносимо больно на это смотреть.
Она отвела спутанные волосы от лица дочери.
Лина отпрянула, холодно усмехнувшись.
– Не волнуйся, я больше не собираюсь стричься. Мадлен вздохнула. Какая огромная стена непонимания успела вырасти между ними.
– Я совершенно не об этом подумала, малыш. Мне показалось, что тебе нужен отец.
Лина побледнела.
– Но ты мне сказала, что он не хочет меня видеть. Мадлен заговорила, тщательно подбирая слова.
– Ему только кажется, будто он не хочет. Но часто случается, что человек и сам толком не знает, что ему нужно. – Она неуверенно улыбнулась дочери. – Пример – ты сама. Я всегда нахожусь рядом, но ты как будто совсем не замечаешь свою мать.
– Мам...
– Не перебивай. Я не могу назвать себя хорошей матерью, Лина. Я знаю это, думаешь мне это непонятно? Но это не оттого, что я не люблю тебя. – Говоря последние слова, Мадлен мягко улыбнулась. – Помню, когда ты только родилась, тебя положили мне на живот. Ты была такой крошечной и такой безупречно сложенной. Я заплакала, и все подумали, что я плачу от счастья, что у меня такой красивый ребенок. – Она погладила Лину по влажной от слез щеке. – А на самом деле я плакала, потому что мне было шестнадцать лет и я очень боялась всего на свете.
– Мам, не надо...
– Да, потому что я боялась. Я никогда не была эгоисткой и уже тогда понимала, что у меня не получится стать хорошей матерью. Я только старалась делать так, чтобы мы с тобой постоянно находились вместе. Я надеялась, что рано или поздно все образуется. Но, видно, не вышло так, как мне хотелось. Иначе ты сейчас не прогуливала бы школу, не воровала в магазинах и не ревела, сидя одна в своей комнате. Тебе сейчас нужно то, чего именно я не могу предложить, как бы мне этого ни хотелось.
– Мне нужен Фрэнсис, – слабым дрожащим голосом проговорила Лина.
– Он нужен нам обеим, малыш. И так будет до конца наших дней. Может, настанет время, когда боль утихнет, – говорят, что так всегда бывает, – мне лишь остается надеяться на это. А сейчас, как бы ни было трудно, мы должны продолжать жить. И если что-то даст нам счастье или надежду – мы не должны пренебрегать этим. Если я что-то поняла после смерти Фрэнсиса, так это то, как быстротечна наша жизнь. Один ночной телефонный звонок может очень круто изменить твою судьбу.
– Я хочу, чтобы вернулась прежняя жизнь. – Лина слезливо улыбнулась и пожала плечами. – Тогда я ненавидела стюю жизнь, а сейчас думаю: только бы она вернулась.
Мадлен захотелось обнять Лину и крепко прижать к себе, но она опасалась, Что это положит конец их разговору, а поговорить им надо было обязательно. О многом. Поэтому Мадлен просто нежно взяла дочь за подбородок и улыбнулась.
– Я многое хотела бы изменить в своей жизни, все то, что делала неправильно. – Она поглубже вдохнула, собралась с мыслями и сказала: – Я хочу познакомить тебя с твоим отцом.
Глаза Лины широко раскрылись, она недоуменно показала головой.
– Не хочешь же ты сказать, что именно сейчас...
– Да, именно сейчас.
– А ты знаешь, что он будет тогда делать? Оставался еще один невысказанный вопрос, который не давал Лине покоя, но она не решалась его задать. Хотя такой откровенный разговор все же нравился Лине куда больше, чем вce прежние попытки матери уходить от ответов.