Ее голос звучал напряженно, и он удивился:
– Что-нибудь случилось?
Он спросил так заботливо, что сердце Марии сжалось. Магия дня рассеялась, вернулись боль и разочарование прошлого. Она провела языком по пересохшим губам и покачала головой.
«Боль затихает...»
Она вспомнила его слова. Он просто решил ее подбодрить, дать надежду, которую она давно потеряла. Она хотела поверить в его красивые слова, но сейчас у ворот она поняла, что боль прошлого никогда не затихнет в ее душе.
Он повернул ее к себе:
– Что происходит?
Она посмотрела на его красивое лицо, и на какой-то отчаянный миг у нее вдруг появилось безумное желание стать такой, какой он хотел ее видеть. А он стал бы таким, каким он нужен ей. Но разве они могут что-либо изменить? Она вздохнула и, стараясь скрыть, насколько ей тяжело, сказала:
– Мне надо начинать готовить ужин.
– Понятно, – нахмурился он.
«Неужели? – подумала она. – Неужели он понимает, если я сама не понимаю?» Но она промолчала и просто смотрела на него.
Неожиданно он обнял ее одной рукой и прижал к себе.
Она знала, что ей следует вырваться. То, что он сделал, совершенно неприлично и сопряжено с большим риском. Но сейчас она радовалась, что он рядом. Его молчаливая, но несомненная поддержка, так необходимая ей в тягостный момент жизни, дала ей возможность почувствовать себя в безопасности, окруженной заботой и любовью. Она чуть-чуть придвинулась к нему, прислонившись к мускулистой округлости его плеча.
Да, она чувствовала себя в безопасности. Иррациональный страх выйти за пределы фермы снова отступил, скользнул глубоко в темноту подсознания. Она не то чтобы не может выйти за ворота фермы, убеждала она себя, она просто не хочет. Еще не хочет. Не сейчас.
Возможно, завтра она почувствует, что сможет выйти. И если она и вправду решит уйти, проклятые ворота ее не остановят. Ничто не остановит... если она действительно захочет...
Она закрыла глаза и тихо вздохнула.
– Спасибо. Мне стало легче.
Он крепче прижал ее к себе. Даже через ткань платья прикосновение каждого его пальца ощущалось ею и грело, как жаркое пламя.
– Вам необходимо гораздо больше внимания, Мария, но пока, я думаю, наверное, достаточно. – Прежде чем она успела ответить, он наклонился и смачно поцеловал ее за ухом.
Прикосновение его губ привело ее в дрожь.
А он повернулся и пошел прочь.
Она смотрела ему вслед, хотя знала, что надо отвернуться, но не могла.
Что-то изменилось в их отношениях с того момента, как он постучался в ее спальню.
Момент его понимания так много для нее значил. Он постарался ей помочь, пусть неуверенно, но он тронул ее душу. Она не ожидала доброты от такого человека, как он.
«От человека, подобного Стивену», – сразу же подумала она, но сейчас сравнение почему-то показалось менее болезненным, чем прежде. И далеко от правды.
Бешеный Пес не такой, как Стивен. Они оба бродяги, это верно, и не могут усидеть на одном месте. Но Стивен оказался нечестен и эгоистичен, а Бешеный Пес – честен и заботлив.
Нет, он не такой, как Стивен.
У нее так зашлось сердце, что она даже зажмурилась. Ее охватила паника. Она же хотела верить в то, что он такой, как Стивен, ей необходима такая вера. Тогда ей будет легче держать его на расстоянии. Без постоянного сравнения отрицательных сторон их характеров и поведения она не знала, как обращаться с Бешеным Псом и как защитить себя.
Но теперь она знала, что он не похож на Стивена. Знала с уверенностью, которая ее пугала.
– Только не...– Холодной ладонью она зажала рот. «Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы я опять почувствовала то же самое. Не допусти, чтобы я думала, что он другой».
Но теперь уже поздно. Слишком поздно, да поможет ей Бог.
Расе прислонился спиной к дубу и подтянул к груди колени. Обхватив руками щиколотки, он стал смотреть на ферму, которую своими собственными руками помогал строить.
Печаль сдавила ему грудь. Левое плечо ныло от боли.
Еще так много надо сделать. Еще так до многого не дошли руки.
Задумчивая улыбка тронула его губы. Первой его постройкой был сарай. Что он, профессор геологии из Нью-Йорка, смыслил в строительстве? Но он нашел все необходимое: книги, гвозди, молотки – и сделал все, что смог. Его постройка рухнула от сильного дождя. Вторая продержалась почти до конца зимы. Ну, а третья... третья до сих пор худо-бедно, но стоит.
Он вспомнил, как они с Гретой стояли рядом под проливным дождем, промокнув до нитки, и смеялись, наблюдая, как сарай рушится прямо у них на глазах. Хрипловатый смех Греты все еще стоял у него в ушах.
А где же в тот день находилась Мария? Вопрос, который с годами все больше беспокоил Расса.
У него осталось так много воспоминаний о Грете и так мало – о Марии. Получалось, что они исключили ее из своей жизни. Видит Бог, они не хотели, все получилось как-то само собой. И все, наверное, потому, что они с Гретой так поздно встретили друг друга. Ни он, ни она никогда не думали, что смогут влюбиться, а любовь оказалась таким драгоценным всепоглощающим подарком. Они не ждали, что у них будут дети. Грета родила уже в возрасте. Если честно признаться, они и не хотели иметь детей. А потом на свет появилась Мария – орущий краснолицый младенец, требовавший постоянного внимания.
Они любили дочь по-настоящему, сильно и преданно. Но говорили ли они ей о своем чувстве, показывали ли ей свою любовь всеми возможными способами, как по отношению друг к другу? Да простит его Бог, он не помнил...
А сейчас она одинока и чертовски независима. Именно такая, какой ее воспитали пожилые родители: сильной, непокорной, умной, знающей себе цену. Но они не научили ее, как любить и как быть любимой.
У Расса снова сжалось сердце. Боже, как они могли оставаться такими слепыми?
Она никогда не называла его папочкой, даже в детстве. Говорила сначала «отец», а с шести лет – «Расе». А в течение года после ее неудачи со Стивеном она его никак не называла и вообще с ним не разговаривала.
Почему он, черт возьми, позволил ей так уйти в себя? Вчера вечером он заглянул в глаза Джейка – незнакомого ему мальчика – и увидел в них боль. Как же он не заметил страданий собственного ребенка?
– Почему мы так поступали, Грета? – Расе даже не заметил, что говорит вслух.
Его никогда не беспокоило, что Мария зовет его Рассом. Он даже гордился ее независимостью и строптивостью. А теперь это стало его тревожить. Ему так много надо ей сказать, так многому научить. Но он даже не знал, с чего начать.
Негодуя на себя за то, что он сумел найти подход к незнакомому мальчику, но не имеет ни малейшего представления о том, как пробиться к сердцу собственной дочери, Расе тяжело вздохнул.