– Залезай! – крикнул он.
Мария тупо смотрела на него. Она не понимала, о чем он говорит.
– Ради Бога, залезай!
Она покачала головой, пытаясь что-то сказать, но не могла выдавить из себя ничего, кроме жалкого испуганного мяуканья. Отчаяние душило ее. Все годы она себе лгала, считая, что не хочет выходить за ворота. Оказывается, она не может, у нее болезнь неодолимого страха перед миром за воротами.
Бешеный Пес нахмурился:
– Мария? В чем дело?
Марии показалось, что ее медленно разрывают на две части. Она задыхалась.
– Я... не могу... выйти...
– Что это значит?
Она боялась, что закричит, поэтому только покачала головой.
– Я не могу выйти за ворота фермы.
Бешеный Пес почесал в затылке и тяжко вздохнул.
– Не пойму, черт побери, о чем ты говоришь, Мария. Садись в чертовы дрожки. Надо ехать.
На сей раз, она не смогла удержаться от крика. Он прорезал ночную тишину и напоминал вой раненого зверя.
– Я не могу! – завопила она, сжав кулаки.
– Мария...
– Езжайте, черт вас побери! – Она подняла на Бешеного Пса глаза, полные слез. – Позаботься о нем, пожалуйста... Кроме него, у меня больше никого нет, – закончила она жалобным шепотом.
– Я знаю, где живет доктор, – сказал Джейк, сидевший рядом с Рассом на заднем сиденье.
Бешеный Пес бросил на Марию последний взгляд и дернул поводья. Клео рванула вперед, металлические колеса дрожек с грохотом проскрежетали по гравию и свернули на грунтовую дорогу в сторону города.
Темнота сомкнулась вокруг Марии, давя на легкие и мешая дышать. Боль пронизывала все тело, сжимала сердце, бередила душу.
Расе умирает. Расе, который держал ее ребенком за руку, который так часто утирал ее слезы. Расе, любивший все исследовать и находивший радость даже в самом крошечном кусочке кварца, подобранном на дороге. Ее папочка.
– О Господи... – С глухим стоном она опустилась на колени. В ночной тишине слышалось, как там, в непроглядной темноте, мчатся в город дрожки, как из-под колес летят камни, как по грунтовой дороге грохочут, подобно раскатам грома, копыта Клео.
Потом все стихло. Темень поглотила все звуки. Она осталась в пустоте совершенно одна.
Ей следовало бы поехать с ними. Господи, почему она не поехала с ними?
Она кричала, до тех пор, пока у нее не пересохло горло, пока рыдания не перешли в жалобное завывание. Ей казалось, что острые колья штакетника зловеще колышутся, она почти слышала, как они дразнят ее беззвучным смехом.
Презрение – вот чего она достойна. Зажав ладонью рот, она поднялась с колен, но ноги запутались в юбках, и она, споткнувшись, упала лицом на штакетник. Он заскрипел и прогнулся под тяжестью ее тела. Острие кола впилось ей в руку.
Стыд и вина жгли ей сердце. Она снова встала на колени и опустила голову.
«Я предала тебя, Расе. О Боже, Расе, я тебя предала... – Рыдания душили ее. – Господи, прошу тебя, не дай ему умереть. Прошу тебя, Господи...»
Она вспомнила сегодняшнее утро, когда она так опрометчиво решила, что у них с Рассом еще много времени, чтобы поговорить. Она не сказала ему то, что хотела, а он, наверное, так ждал ее слов. Она испугалась. Теперь он при смерти, а может, умер. Она так и не успела сказать ему нужных слов, как сильно она его любит.
Эмоции захлестывали ее, вонзались острыми когтями в сердце. У нее началась истерика, и она уже не могла ее остановить.
«О Боже, о Боже, о Боже...»
Закрыв глаза, она повалилась на холодную землю около самых ворот.
Она дождется, когда ее отец вернется домой.
Дрожки затормозили перед домом доктора Шермана. Джейк соскочил с заднего сиденья и, пробежав по короткой дорожке, забарабанил в дверь.
На стук никто не ответил.
Джейк похолодел. Его охватил страх. Он еще сильнее стал стучать в дверь.
– Док... Док, вы дома?
Дверь, наконец, распахнулась. На пороге стоял сутулый седой старик в очках. Он смотрел на Джейка в недоумении.
– Да? А ты кто такой?
Джейк обернулся и указал на дрожки, возле которых стоял Бешеный Пес с безжизненным телом Расса на руках.
– Мы привезли Расса Трокмортона. Он... – Голос Джейка сорвался, горячие слезы хлынули у него из глаз.
Доктор Шерман выпрямился.
– Заносите его сюда. Быстро!
Бешеный Пес поспешил за доктором Шерманом в спальню, находившуюся в задней части дома.
– Положите его на кровать, – приказал доктор, доставая свой черный кожаный саквояж.
Бешеный Пес осторожно опустил Расса на кровать и наклонился над мертвенно-бледным лицом старика.
– Расе, – шепнул он, – не сдавайся. Не...
– Оставьте нас, – попросил доктор, вешая себе на шею стетоскоп. – На плите есть кофе. Можете выпить. – Он посмотрел на Джейка добрым, заботливым взглядом. – Ночь будет длинной.
Джейк поплелся в гостиную. Он старался не думать о тех временах, когда переживал точно такие же ночи. В своей жизни он уже терял дорогих ему людей: дедушку, маму. Когда они находились в таком состоянии, как сейчас Расе, они не доживали до утра.
Слезы жгли ему глаза, катились по щекам. Он опустился на кожаную банкетку и зарылся лицом в ладони. Воспоминания и образы проносились у него в мозгу, всякий раз вызывая новый взрыв отчаяния.
«Ты, наверно, голоден...»
«Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе...»
«Тебе судьбой предназначено жить на ферме с яблоневым садом». А Мария добавила: «На нашей ферме».
Они приняли его с такой радостью, так много ему дали. Он почти почувствовал, что у него снова есть семья. А он-то думал, что похоронил ее навсегда вместе с матерью. Расе стал ему дедом, которого у Джейка на самом деле никогда не было, потому что Джейкоб Вандерстеи не относился к любящим родственникам. А Расе... Он никогда не сердился и ничего не требовал, только смеялся и заботился.
– Боженька, прошу тебя, – шептал мальчик, слизывая со щек соленые слезы, – не забирай его.
Но в его словах не слышалось надежды – слишком часто он повторял их за свою короткую жизнь. И знал, что в таких случаях Бог почти никогда ничего не отвечал.
Слезы градом текли по лицу Джейка. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким, хотя его отец стоял рядом.
– Налить тебе чашку кофе, малыш?
Джейк резко поднял голову, чувствуя неожиданный всплеск гнева.