– Что с ним?
Лицо Бешеного Пса сморщилось, и надежды Марии рухнули.
– Что с ним? – глухим голосом повторила она вопрос. Бешеный Пес печально посмотрел на нее и тихо спросил:
– Его постель готова?
Она кивнула. Ее охватили страх и отчаяние, заполонившие грудь, сердце, горло. Пульс стучал у нее в ушах. Она потеряла остатки контроля. Сделав глубокий вдох, она попыталась держаться.
Бешеный Пес соскочил с дрожек и взял Расса на руки. Голова отца с бледным, осунувшимся лицом запрокинулась, руки безжизненно свисали вдоль тела.
Ее отец, который всегда находился рядом, здоровый и жизнерадостный, сейчас выглядел маленьким, старым... и умирающим.
Джейк тоже сошел с дрожек и подошел к Марии. Его глаза, красные от слез, смотрели на нее с сочувствием, лицо бледное, дрожащие губы стиснуты.
Она почувствовала его состояние, поняла, что он так же несчастен, как она, и изо всех своих детских сил старается сдержать слезы. Что-то шевельнулось у нее в груди, что-то от той женщины, какой она была несколько часов назад, и ей захотелось протянуть ему руки. Но она не смогла. Внутри ее образовалась пустота, ей нечего предложить мальчику, который нуждался в утешении.
Презирая собственную никчемность и слабость, она отвела глаза от заплаканного лица мальчика.
С Рассом на руках Бешеный Пес поднялся на крыльцо и остановился около Марии.
– Давайте положим его в постель. – Понимание и сочувствие – вот что она увидела в его глазах.
Она хотела кивнуть, но у нее не хватило сил даже на такое простое движение.
– Джейк, – продолжал Бешеный Пес, – сходи и принеси кувшин теплой воды, губку и ложку. Доктор сказал, что нужно все время давать ему пить.
Мария понимала, что должна чувствовать благодарность к Бешеному Псу за помощь, которую он оказывал, но ею овладело полное безразличие.
– Покажи мне, куда его нести.
Мария повернулась и, спотыкаясь на каждом шагу, держась за перила, начала пониматься наверх. Он шел за ней, тяжело ступая по скрипучим ступеням.
В темном коридоре она просто заставила себя идти, хотя каждый шаг вызывал у нее спазм в желудке. Впереди маячила закрытая дверь спальни отца, а когда-то и ее матери. Их место, их святилище. Она не хотела туда входить, не хотела класть умирающего отца на его кровать и притворяться, что она может такое пережить.
Усилием воли она заставила себя открыть дверь. Лунный свет пробивался сквозь кружевные занавески и лежал светлым пятном в середине синего ковра, отделанного бахромой. У стены стояла большая двуспальная кровать, на которой лежали горкой белые простыни и темные одеяла.
Стиснув руки, она вошла в комнату. В ней пахло свежевыстиранным бельем и... лавандой.
Почувствовав запах лаванды, Мария чуть не бросилась на колени. «Просто невозможно!» – уверяла она себя. У нее разыгралось воображение.
Она зажгла две лампы и принялась стелить постель.
Бешеный Пес бережно опустил Расса и, наклонившись, со всех сторон подоткнул одеяло.
Только сейчас Мария как следует, разглядела отца. Даже золотистый свет лампы не мог скрыть синевы его впалых щек. Под закрытыми глазами залегли тени, лицо смертельно-бледное, губы серые и почти невидимые на безжизненном лице.
Ей стало так страшно, что закружилась голова. Она схватилась за край постели, чтобы не упасть.
Бешеный Пес тут же оказался рядом. Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Вздохнув, Мария позволила себе прислониться к нему. Он ногой придвинул к кровати стоявшую у окна банкетку, и они сели.
– Мария?
Она вздрогнула. Она знала, что он сейчас сообщит, и не хотела ничего слышать. Глядя в пол, она отозвалась: – Что?
– Он в коме.
Она кивнула, чувствуя себя как-то странно: словно не она сейчас в комнате, а кто-то другой сидит внутри ее и заставляет двигаться, шевелить губами, кивать головой. Она не испытывала никаких эмоций, только один ледяной холод. Она знала, что он может еще сказать. Однажды она уже слышала подобные слова.
– Док Шерман сказал, что он... что лучше ему не станет.
– Док ошибается, – еле слышно прошептала она.
– Возможно.
Глаза Марии наполнились слезами.
– Ведь может... может произойти чудо, – охрипшим голосом произнесла она.
– Ты веришь в чудеса?
Его вопрос чуть не убил ее. Ее тело обмякло, она почувствовала себя хрупкой и незащищенной.
– Нет.
– Док сказал, что ему осталось недолго. – Мария закусила губу, чтобы не заплакать.
– Сколько?
– Может, неделя... может, сегодня ночью. – Он сжал ее руку. – Тебе надо с ним попрощаться.
Она повернулась и в первый раз, после того как они пришли в комнату, посмотрела на него. Он не понимает. Никто не понимает. Она прижала к груди холодные руки.
– Ты думаешь, поможет? – Она не скрывала своей горечи. – Если с ним попрощаться?
– Больше тебе ничего не остается.
– О Господи! – Ей стало страшно. – Неужели мне придется попрощаться и с Рассом. – Ком в горле мешал ей говорить. По лицу текли слезы. – Я не могу.
– Я не знаю, что сказать тебе, Мария. – Он нежно погладил ее по волосам.
Ее по-прежнему сковывали холод и страх.
– Никто ничего не может сказать.
– Верно, – только и ответил он, но так, что она поняла: он тоже когда-то пережил смерть любимого человека. Он обнял ее и прижал к себе.
– Я здесь.
«Только сейчас».
Мария услышала эти слова так же явственно, как будто произнесла их вслух.
Пока он с ней. Но скоро он уйдет. Уйдет Расе, уйдет Джейк, и она останется одна. Совершенно одна.
Ей хотелось заплакать, но глаза оставались сухими.
Бешеный Пес стоял в открытых дверях спальни. В комнате ярко горели лампы. Мария зажгла их все, содрав с окон занавески. Но теплое золото света не могло ни прогнать холод смерти, ни согреть холодные ввалившиеся щеки человека, неподвижно лежавшего на огромной кровати.
Грусть так сдавила грудь Бешеного Пса, что ему стало больно дышать. Слезы стояли в глазах, превращая освещенную солнцем комнату в расплывчатое пятно. Когда слезы высохли, он увидел нечто, от чего у него защемило сердце.
Мария сидела на банкетке у самой кровати, немного подавшись вперед. В одной руке она держала худую, в синих прожилках вен, руку отца, в другой – томик стихов. Тихим размеренным голосом она читала.
«Моя прошлая жизнь мне уже не принадлежит.