— Ни одна.
— В таком случае я, наверное, смогу сообщить вам кое-какие сведения.
— Слушаю вас.
— Нет.
— Что значит нет?
— Прежде чем я заговорю, мне необходимо проверить, точны ли мои данные.
— А как вы проверите их?
— Мне нужно побыть одному в этой комнате.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Я не совсем понимаю…
— Эта мысль пришла мне в голову, когда я читал вашу статью. Некоторые детали удивительно совпадают с другим происшествием, о котором я узнал случайно. Если это ошибка, мне лучше хранить молчание. И единственный способ проверить мое предположение — оставить меня одного…
Что скрывалось за этим предложением? Позднее я припомнил, что, излагая свою просьбу, посетитель волновался, лицо его было встревоженным. Но в тот момент, хотя меня это и удивило, я не нашел ничего сверхнеобычного в таком предложении. К тому же меня просто распирало от любопытства.
— Хорошо, — ответил я. — Сколько времени вам понадобится?
— О! Минуты три, не больше. Через три минуты я вернусь к вам.
Я вышел из комнаты. Внизу достал часы. Прошла минута. Две минуты… Но что же гнетет меня так? Почему эти мгновения кажутся мне такими торжественными?
Две минуты с половиной… Две минуты три четверти… И вдруг раздался выстрел.
Перескакивая через ступеньки, я в несколько прыжков взбежал наверх и вошел. Крик ужаса вырвался у меня из груди.
Посреди зала неподвижно, на левом боку лежал человек. Из его головы лилась кровь, смешанная с кусочками мозга. Около ладони лежал еще дымившийся револьвер.
Тело передернулось в конвульсии, и все было кончено.
Но еще сильнее, чем эта ужасная картина, меня поразило другое, то, из-за чего я не стал тут же звать на помощь, не упал на колени, чтобы проверить, дышит ли этот человек. В двух шагах от него на полу лежала семерка червей!
Я поднял карту. Семь острых концов у семи красных знаков были с дырочками…
Полчаса спустя прибыл комиссар полиции Нейи, затем судебно-медицинский эксперт, а вслед за ними — начальник полицейского управления господин Дюдуи. Я, разумеется, постарался не дотрагиваться до трупа. Ничто не могло помешать должному обследованию.
Осмотр длился недолго, тем более что вначале ничего не нашли, или почти ничего. В карманах мертвеца — никаких документов, на одежде — никакого имени, на белье — никаких инициалов. Короче говоря, ни одного показателя, по которому можно было бы установить его личность. И в зале все оставалось в прежнем порядке. Мебель не сдвинута, все предметы на обычных местах. Однако не пришел же сюда этот человек с единственной целью убить себя, сочтя мой дом более подходящим для самоубийства, чем любой другой! Наверняка какая-то причина толкнула его на этот отчаянный шаг, и этой причиной стал некий новый факт, обнаруженный им за те три минуты, что он оставался один.
Какой факт? Что он увидел? Чем был потрясен? Что за ужасная тайна открылась ему? Угадать было невозможно.
Но в последний момент произошло то, что показалось нам чрезвычайно важным. Когда двое полицейских нагнулись для того, чтобы поднять труп и положить его на носилки, они заметили, что левая ладонь, до тех пор скрытая от глаз и сжатая в кулак, разжалась и из нее выпала сильно помятая визитная карточка.
На ней было написано: Жорж Андерматт, 37, улица де Берри.
Что бы это значило? Жорж Андерматт был известным парижским банкиром, основателем и президентом Металлургического банка, придавшего заметный импульс развитию металлообрабатывающей промышленности Франции. Он жил на широкую ногу, имел почтовый вагон, автомобиль, скаковых лошадей. Приемы в его доме пользовались большой популярностью, а мадам Андерматт славилась изяществом и красотой.
— Может быть, так звали умершего? — прошептал я.
Начальник полиции наклонился к нему.
— Это не он. У месье Андерматта бледная кожа и проседь.
— Но тогда при чем здесь эта карточка?
— В доме есть телефон, месье?
— Да, в передней. Пойдемте, я провожу вас.
Полицейский полистал справочник и попросил соединить его с номером 415-21.
— Господин Андерматт дома? Будьте любезны, передайте ему, что господин Дюдуи просит его как можно скорее прибыть по адресу: бульвар Майо, 102. Срочно.
Через двадцать минут месье Андерматт выходил из своего автомобиля. Ему изложили причины, потребовавшие его присутствия, затем подвели к трупу.
Лицо его на секунду исказилось от волнения, затем тихим голосом, как будто нехотя, он произнес:
— Этьен Варен.
— Вы были с ним знакомы?
— Нет… точнее я его знал… но только в лицо. Его брат…
— У него есть брат?
— Да, Альфред Варен… Он приходил ко мне когда-то просить… я уже не помню о чем…
— Где он живет?
— Братья жили вместе… на улице Прованс, кажется.
— И вы не догадываетесь о причине, толкнувшей его на самоубийство?
— Никоим образом.
— Но почему ваша карточка оказалась у него в руке?.. Карточка с вашим адресом.
— Тут я ничего не понимаю. Очевидно, это случайность, которую объяснит следствие.
Любопытная случайность, ничего не скажешь, подумал я и почувствовал, что у всех присутствующих сложилось то же мнение.
На следующий день эта мысль промелькнула в газетах, ее же высказывали и те из моих друзей, с которыми я обсуждал происшествие. Среди загадок, усложнивших дело, — после того как были найдены две так поразившие всех семерки червей с семью проколами, а в моем доме произошли два одинаково таинственных события, — эта визитная карточка казалась открытием, обещающим пролить хоть немного света на случившееся. Через нее можно было докопаться до истины.
Но вопреки ожиданиям месье Андерматт никаких разъяснений не дал.
— Я рассказал все, что мне известно, — повторял он. — Чего же еще? Я больше других удивлен, что здесь нашли эту карточку, и так же, как все остальные, жду, когда прояснится данное обстоятельство.
Но этого не произошло. Следствие установило, что братья Варен, швейцарцы по происхождению, под разными именами вели довольно бурную жизнь, посещали притоны, поддерживали контакты с целой бандой иностранцев, состоявших под полицейским надзором и исчезнувших после серии ограблений, — их причастность к этим преступлениям была установлена позднее. В доме № 24 по улице Прованс, где братья Варен действительно жили шесть лет назад, об их дальнейшей судьбе ничего не было известно.
Признаться, дело казалось мне таким запутанным, что я абсолютно не верил в успех расследования и старался совсем не думать о нем. Но Жан Даспри, с которым я тогда часто встречался, напротив, с каждым днем увлекался все больше.