– Ты переплыла реку.
– А теперь?
Волосы смешались чернью и сединой. Друг на друга наложились огромные, скорбные глаза. Зрачок вошел в зрачок. Легла ладонь на ладонь, и одним теплом налились груди. Слепились спины, склеились позвонки; и ступни вошли друг в дружку – копейка в копейку: так входят ноги в единственную, по мерке пошитую обувь.
– Родная… я же не могу стать Тобой…
Ее губы улыбнулись тихо и скорбно.
Голос свой услышала издалека:
– Ты Мной уже стала.
Алена увидела: от ее головы, от темени, от лица, от глаз и щек, от выгнутых дивными лодками рук льется во тьму нежный золотой свет, льется вовне, в воздух пустой; и она захотела вдохнуть живой воздух – и не смогла.
И открылась незакрытая дверь.
И вошла в избу Кира, Раисы Захаровой дочка.
Сдернула с головы облепленный снегом платок. Стряхнула снег на пол.
Ловко, быстро скинула с ног маленькие валенки.
Пробежала в шерстяных носках в дом. Позвала:
– Теть Алена! А теть Алена!
Тишина стояла сладко, торжественно, как причастное вино в огромной золотой чаше.
– Теть… Алена…
Прямо в лицо девочки, глядящей вперед остановившимися светлыми глазами, сияла со стены чистым, радостным золотом обновленная икона.
И голые ветви терновника били, били в седое от мороза окно.– Стрэляй! Давай!
Прицел. Черный крест.
У тебя глаз алмаз.
В прицеле человек. Снайпер. Как ты.
Тебе надо его сбить. Успеть.
Ты убьешь. Успеешь.
Прицелься точнее. Тщательнее. Да. Так.
Все. Нажала курок. Ушла пуля.
– Эй! Алена! Алена! Алена! Шайтан!
Ты ненавидишь ночной бой. Тьму и огни.