— В этом колледже так не бывает, и с вами так не было. Ширли, это просто-напросто неправда. Послушайте меня, это важно. Правительство не указывает Кембриджу, как ему набирать студентов. Если бы оно попыталось так сделать — любое правительство, — Кембридж не обратил бы внимания. Какой нам смысл брать кого-либо, руководствуясь при этом не его умом и задатками, а чем-то другим? Вы здесь потому, что заслуживаете этого.
Голос Ширли был таким тихим, что Эмме пришлось вслушиваться, чтобы понять.
— Я не чувствую себя достойной.
— Ну подумайте же, Ширли. Ученый мир интернационален, там высокая конкуренция. И если Кембридж хочет сохранить свое положение, мы должны отбирать самых лучших. Вы здесь благодаря своим показателям. Мы хотим, чтобы вы были здесь и чтобы вам было хорошо.
— Другие выглядят такими уверенными… Некоторые знали друг друга еще до поступления. У них тут друзья. Кембридж им знаком, они знают, что делать, они вместе. А мне здесь все незнакомо. Я чувствую себя здесь чужой. Пойти в Кембридж было ошибкой — так говорили некоторые мамины подруги. Они говорили, что я не впишусь.
— Они ошибались. С друзьями и вправду легче. Но некоторые из студентов, выглядящих уверенными, на самом деле беспокоятся почти о тех же самых вещах, что и вы. Первый триместр в университете никогда не бывает простым. По всей Англии студенты испытывают такую же неуверенность. Когда нам плохо, мы уверены, что так себя никто никогда не чувствовал. Да только мы не первые. Это часть человеческой природы.
— Вы не можете ощущать такое, доктор Лавенам.
— Конечно, могу. Иногда. Вы вступили в какие-нибудь общества?
— Еще нет. Их так много. Я не уверена, что подойду.
— Почему бы не вступить в одно из тех, что вам по-настоящему интересно? Только не делайте это ради встречи с людьми, поиска друзей. Выберите что-нибудь доставляющее вам удовольствие, возможно, что-то новое. И вы встретитесь с людьми, и у вас появятся друзья.
Девушка кивнула и прошептала что-то вроде «попытаюсь». Эмма забеспокоилась. Эта проблема со студентами была самой серьезной. На какой стадии следует им советовать, чтобы они обратились к психологу или психиатру? И нужно ли это вообще? Если пропустить признаки угнетенного состояния, может случиться катастрофа. А если перестараться, то есть опасность разрушить ту самую уверенность в себе. Была ли Ширли в отчаянии? Эмма так не думала. Она надеялась, что не ошибается. Однако у нее была возможность — и необходимость — помочь еще одним способом.
Эмма мягко сказала:
— Когда мы только поступаем в университет, иногда сложно понять, как надо работать, чтобы добиться наилучшего результата, как распорядиться своим временем наилучшим образом. Его запросто можно потерять, изо всех сил трудясь над несущественным и пренебрегая главным. Умение писать рефераты приходит с опытом. В субботу и воскресенье меня в Кембридже не будет, но мы можем поговорить в понедельник — если вы чувствуете, что вам это поможет.
— О, поможет, доктор Лавенам, поможет! Спасибо вам!
— Тогда договоримся… скажем, на шесть часов?
Девушка кивнула и поднялась, чтобы уйти. У дверей она обернулась, шепнула в последний раз «спасибо» и исчезла. Эмма глянула на часы. Пришло время надеть плащ, взять чемодан, спуститься вниз и ждать такси. Она только на станции вспомнила, что оставила телефон в комнате. Возможно, это не столько оплошность, сколько подсознательный страх услышать его звонок. Теперь она будет ехать спокойно.
Наконец Дэлглиш был готов к выходу. В дверь заглянула его секретарша.
— Это из министерства внутренних дел, мистер Дэлглиш. Министр хотел бы с вами встретиться. Звонили прямо из его офиса. Это срочно.
Так было всегда, если звонили в пятницу вечером.
— Вы сказали им, что я прямо сейчас уезжаю на все выходные?
— Я им говорила. Они ответили, что это большая удача — застать вас. Там стряслось нечто важное. Еще звонил мистер Гаркнес.
Так, значит, там будет Гаркнес. Кто еще? Дэлглиш напяливал плащ и смотрел на часы. За пять минут срезать через станцию «Сент-Джеймс-парк» и попасть к Куин-Эннз-гейт. Возможна обычная задержка у лифта. По крайней мере его там хорошо знают, поэтому охрана задерживать не будет. В общем, если повезет, через шесть минут он будет у министра. Адам не стал тратить время и выяснять, вышел ли Гаркнес, а побежал к лифту.
Ровно через семь минут Дэлглиш входил в офис. Он увидел Гаркнеса, заместителя министра, Бруно Денолма из MI6 и чиновника из министерства иностранных дел и по делам Содружества — моложавого, обходительного человека средних лет, который своей холодной отстраненностью давал понять, что просто осуществляет надзор в интересах человека, представителем которого является. Все присутствующие привыкли к такого рода срочным вызовам и уже навострились неожиданное и нежелательное сводить к управляемому и безобидному. Однако Дэлглиш почувствовал общее напряженке, даже замешательство.
Министр махнул рукой и сделал короткое и большей частью бесполезное вступление. Он был человеком, превратившим хорошие манеры в рабочий инструмент, особенно при общении с офицерами. Дэлглиш понимал, что в целом навыки общения сослужили министру хорошую службу. По крайней мере придавали ему оригинальность. Однако теперь его предложение выпить хересу — «если только вам, джентльмены, не кажется, что еще слишком рано; в этом случае есть чай и кофе» — и его тщательный подход к рассаживанию собеседников казались намеренными попытками тянуть время. А когда Гаркнес согласился — судя по всему, за всех — выпить хересу, это выглядело слабостью, равнозначной ранней стадии алкоголизма. Господи, начнут они когда-нибудь?! Херес был разлит — великолепный и очень сухой, — и все уселись за столом. Перед министром лежала папка. Когда он ее раскрыл, Дэлглиш узнал свой отчет.
— Поздравляем, коммандер, — сказал министр. — Это деликатное дело вы раскрыли быстро и эффективно. Поэтому есть повод опять поднять вопрос о распространении деятельности Специального отдела по всей стране. Я думаю о недавних изнасилованиях и убийствах детей. Общенациональный отдел с работающими в нем спецами мог бы продвинуться в этих нашумевших делах. Я полагаю, у вас есть предложения на этот счет.
Дэлглиш мог бы рявкнуть, что вопрос не нов и мнения по этому поводу, в том числе и его, уже известны. Тщательно скрывая нетерпение, он сказал:
— Если при расследовании требуется охватить всю страну, если преступление явно выходит за пределы муниципалитета, то выгоды очевидны. Но имеются и возражения. Мы рискуем потерять связь с местной общественностью, перестать владеть ситуацией, что при расследовании может оказаться важным. Существует проблема взаимодействия с силами, задействованными изначально. Также возможны проблемы нравственного порядка: самые сложные дела будут попадать в отдел, который пользуется привилегиями и при подборе кадров, и в финансировании. Нам необходимо повышать уровень подготовки всех детективов, в том числе и инспекторов. И общество потеряет уверенность в том, что местная полиция способна раскрывать преступления.