Book.

С самого начала было ясно, что мне пона­добится сообщник, и кто им должен стать, тоже очевидно. Идея использовать Дигби Сетона для того, чтобы уничтожить сначала его единокровного брата, а потом и его са­мого, была так великолепно дерзка, что иногда просто дух захватывало. Но риск был вовсе не так велик, как кажется. Я хорошо знала Дигби, знала его слабости и его силы. Он гораздо менее глуп и гораздо более жа­ден, чем считается, довольно практичен, но с небогатым воображением, не особенно храбр, зато упрям и настойчив. Но главные его черты – это слабая воля и большое тщеславие. Я использовала как его способности, так и недостатки. Манипулируя им, я почти не делала ошибок, ну а что кое в чем я его недооценила, так это не страшно, можно было ожидать худшего. И выход проще про­стого. В настоящее время он стал мне не только обузой, но и помехой, впрочем, тер­петь уже недолго. Если бы он был надежнее и не так действовал мне на нервы, я, навер­но, оставила бы его жить еще год-полтора. Чтобы не платить налог на наследство как дальняя родственница. Но из соображений экономии делать глупости я, конечно, не стану.

Я не стала выкладывать Дигби Сетону пря­мо сразу план убийства Мориса, а подошла тоньше. Предложила вроде как бы хитрый розыгрыш. Он, понятно, не долго в это ве­рил, но долго и не требовалось. Просто, ког­да мы с ним это дело обсуждали, слово «убийство» не произносилось. Он знал, и я знала, но вслух не говорили. А делали вид, будто ставим эксперимент, пусть и небезо­пасный, но совершенно без злого умысла – хотим показать Морису, что человека мож­но тайно перевезти из Лондона в Монксмир, и притом даже без его ведома и согласия. Эта версия в случае чего могла послужить нашим оправданием. Если бы дело провали­лось и нас бы обнаружили с телом на руках, у нас уже было заготовлено объяснение – и поди его опровергни. Якобы мистер Сетон предложил нам пари, что мы не сумеем зах­ватить его и силком переправить в Монкс­мир – полиция нас задержит. Он будто бы собирался использовать такой сюжетный ход в своей очередной книге. Нашлось бы много свидетелей, которые подтвердят, что он любил все описываемое лично опробо­вать и очень пекся о достоверности. И если в пути он неожиданно умер от разрыва сер­дца, мы-то чем виноваты? Смерть в резуль­тате несчастного случая – возможно. Но уж никак не убийство.

По-моему, какое-то время Дигби в это чуть ли не всерьез верил. И я старалась его веру поддерживать. Редко кто из мужчин имеет мужество и силу духа, чтобы хладнокровно строить план убийства, Дигби далеко не из таких. Ему нужно подавать неприятную правду в нарядной упаковке. На реальность он закрывает глаза. Как, например, он зак­рывал глаза на правду обо мне.

Он убедил себя, что речь идет просто о безобидной игре с несложными правилами, где нет опасности, а выиграть можно двести тысяч фунтов, и уж после этого стал обсуж­дать со мной детали плана. Я поручала ему только то, что было в пределах его специ­фических талантов; и нисколько не торопи­ла. Во-первых, он должен был раздобыть подержанный мотоцикл с продолговатой коляской в форме торпеды. Купить их по­рознь, за наличные и в такой части Лондо­на, где его не знают. Потом купить или снять квартиру, по возможности на отшибе и с ходом в гараж, и чтобы Морис не знал адре­са. Все это было сравнительно просто, и я в целом осталась довольна тем, как действует мое живое орудие. Для меня это, пожалуй, было самое трудное время. От меня самой почти ничего не зависело. Я могла взять дело в свои руки и направлять развитие событий только после того, как труп Мориса попадет в Монксмир. А пока оставалось полагаться на то, что Дигби точно выполнит данные ему инструкции. В «Кортес-клубе» он все устро­ил сам, мне лично не очень нравился его план заманивания Мориса на Кэррингтон-Мьюз. По-моему, так было слишком сложно и опасно. Можно бы придумать что-нибудь понадежнее и попроще. Но Дигби непремен­но хотелось подключить «Кортес-клуб». Он жаждал произвести впечатление на Люкера.

И я решила, пусть делает по-своему, мне-то это ничем не угрожало. И надо признать, получилось все буквально так, как он заду­мал. Дигби вроде бы поделился с Лили Кумбс насчет пари – будто бы Морис побился на две тысячи, что его не сумеют похитить, – и попросил ее помочь, за сотню наличными. От нее только требовалось проследить, ког­да появится Морис, наболтать ему что-ни­будь про торговлю наркотиками и подсу­нуть адрес на Кэррингтон-Мьюз, мол, там он сможет получить подробные сведения. Не попался бы он на удочку – не надо. У меня было в запасе еще несколько способов зама­нить его в Кэррингтон-Мьюз, какой-нибудь другой бы сработал. Но он, конечно, попал­ся. Разве он мог не поехать? Ведь это надо для его новой книги. Во имя служения ис­кусству. Дигби, навещая брата, в своих рас­сказах всегда старался лишний разок упомя­нуть «Кортес-клуб» и Лили Кумбс; Морис, понятное дело, уже завел на нее отдельную карточку, авось пригодится. Так что, когда он осенью перебрался, как обычно, на две недели в Лондон, можно уже было с уверен­ностью предсказать не только то, что он ос­тановится в «Клубе мертвецов», в своей по­стоянной комнате, куда не надо подыматься в невыносимо тесном для клаустрофоба лифте, но и то, что непременно выберет ве­черок и заявится в «Кортес-клуб». Дигби даже дату угадал, когда он приедет, и предупре­дил Лили Кумбс. Словом, Морис приманку проглотил. А как же. Во имя служения искус­ству он был готов отправиться хоть в ад. В ад и попал.

А после того как Морис появился на по­роге Кэррингтон-Мьюз, задача у Дигби была совсем простая. Быстрый удар кулаком как раз такой силы, чтобы отправить гостя в нокаут, но при этом не оставить следов – плевое дело для бывшего чемпиона по бок­су. Переделка мотоциклетной коляски в не­большой гробик на колесах – пара пустяков для того, кто в одиночку построил парусную лодку. Коляска уже стояла готовая, в гараж был ход прямо из дома. Малорослый, тще­душный Морис, без сознания, тяжело дыша­щий – Лили, как было условлено, позаботи­лась, чтобы он выпил лишнего, – был уложен в узкую коляску, и крышка отверстия забита гвоздями. В бортах, разумеется, были про­сверлены отверстия. В мои планы вовсе не входило, чтобы он задохнулся. После этого Дигби выпил полбутылки виски и отправил­ся обеспечивать себе алиби. На какие часы оно понадобится, мы точно предсказать, понятно, не могли, и это внушало некоторое беспокойство. Обидно было бы, если бы Морис умер слишком рано. Что он умрет, и умрет в муках, не подлежало сомнению. Во­прос был только в том, сколько будут длить­ся эти муки и когда они начнутся. Но я веле­ла Дигби сделать так, чтобы его задержали сразу же, как только он окажется на безопас­ном расстоянии от дома.

На следующее утро, когда его выпустили, Дигби сел на мотоцикл с коляской и отпра­вился в Монксмир. На Мориса он смотреть не стал. Я не велела ему открывать коляску, да его, я думаю, и не тянуло. Он все еще жил в мире успокоительного вымысла насчет пари, который я для него сочинила. Преду­гадать, как он себя поведет, когда нельзя бу­дет больше притворяться, я, конечно, не мог­ла. Но в то утро он наверняка выехал из Кэррингтон-Мьюз в приятном возбуждении, как школьник, которому отлично удался не­винный розыгрыш. По пути у него не было никаких неприятностей. Черный клеенча­тый комбинезон, шлем и защитные очки сделали его, как я и рассчитывала, совершен­но неузнаваемым. В кармане у него лежал железнодорожный билет от Ливерпул-стрит до Саксмандема, предварительно он еще от­правил из Уэст-Энда в «Сетон-хаус» мое опи­сание «Кортес-клуба». Я его напечатала за­ранее на машинке Мориса, надев на правую руку варежку, а пальцы левой перебинтовав. При перепечатке, разумеется, все можно подделать, кроме самой машинки. А отры­вок про изуродованный труп, плывущий в лодке по морю, был напечатан Морисом и найден мною в его бумагах. Мысль восполь­зоваться им в качестве тонкой добавки к моему плану пришла мне в голову, когда я услышала, что это мисс Кэлтроп подсказала Морису такое начало для книги. Она сдела­ла подарок не только Морису, но и мне. Он дал направление всему моему замыслу, и я употребила его с блеском.