– А что такое ящур?
– Хрен его знает, – пожал плечами сержант, – но звучит страшно, почти как «птеродактиль».
– Земляки, идите к нам, поужинаем, – позвали водители сержантов.
Милиционеры переглянулись. Тот, что помоложе, сбегал к у азу, вернулся с бутылкой водки.
– Бутылки, конечно, мало, но мы на службе. Майор поддатых страшно не любит, а по сто граммов можно.
Сержант налил себе и напарнику ровно по сто граммов, остальное подал Смирнову, он старший, ему и решать, кому налить, а кому нет.
Ели без аппетита, не спеша, старались лишь два сержанта, дорвавшиеся до халявы. Они уплетали польскую колбасу, сало, выгребали из баночек консервы.
Смирнов, не удержавшись, сказал:
– Эх, жаль, все грибочки Петраков срубал. Водители дружно захохотали. Милиционеры переглянулись, не понимая, чем вызвано такое веселье.
– Что, в самом деле все съел?
– Мы бы вас угостили, нам не жалко, – Смирнов говорил, сохраняя серьезное выражение лица.
– Это который Петраков? – спросил сержант у Смирнова.
– Потому его здесь и нет, что он все грибочки срубал. Еле до Бреста его довезли, чуть не кончился по дороге.
Сержант, сжимавший в кулаке половину кольца краковской колбасы, медленно положил его на стол.
– Ешь, сержант, не бойся, колбаса не грибы.
– Благодарствуйте, – сержант поднялся. Менты поставили свой уазик так, чтобы фуры не могли выехать из тупика.
– Вам хорошо, – покурив с водителями, сказал сержант, – у вас условия комфортные, спи в машине, тепло, а нам в уазике до утра корчиться.
– Кому что, – сказал Смирнов, – мне тоже сидя спать придется. С этим и разошлись.
Смирнов и его парни хоть и были людьми опытными, но даже они не заметили, что за их действиями уже давно наблюдают. Каждый их шаг отслеживался в бинокли. Один из наблюдателей лежал на штабеле железобетонных плит, а второй – на стеллаже для швеллера и труб. Это был Коготь. Лежать на холодных металлических конструкциях было мучительно, лишний раз не пошевелишься, того и гляди, зазвенят трубы, загрохочет, заскрежещет металл – тебя обнаружат.
Коготь приложил к глазам бинокль и стал рассматривать сидевших за столиками и прохаживающихся между машинами мужчин. Он не сразу сумел их сосчитать: когда люди движутся, сделать это сложно. Он загибал пальцы, бормоча про себя:
– Один, два, пять.., черт, этого я уже считал. Тут еще и менты приехали.
Наконец дважды подряд получилась цифра десять. Коготь перевел бинокль и разглядел сквозь сияние прожекторов затаившегося на железобетонных плитах Станчика. Он приблизил к самым губам рацию и зашептал:
– Станчик, у тебя сколько людей получилось?
– Восемь.
– Должно быть десять. Плохо считал.
– Ни хрена, я считал хорошо – восемь людей и два мента.
Коготь коротко хихикнул и переключился на другую волну:
– Выдвигайтесь, их десять вместе с ментами. Больше гостей пока не предвидится.
Коготь отложил рацию. И тут к штабелю из-за кучи металлолома вынырнул огромный бродячий пес, участвовавший не в одной схватке с сородичами, поскольку уши на его голове были обгрызены до самого черепа.
– Пошел вон! – зашептал Коготь. Но пес был не из пугливых. Он стал на задние лапы, заскреб когтями по ржавому металлу. От этого звука мурашки побежали по спине, душу выворачивало наизнанку.
– Скотина…
И тут пес громко залаял и принялся прыгать. Допрыгнуть до Когтя он, конечно, не мог – собаки не то что по железу, по деревьям лазить не умеют.
Но шум поднялся такой, что Смирнов забеспокоился:
– Тихо было, теперь собака лает. Может, собаки территорию соседних площадок охраняют, потому и людей не видно. Как дикий зверь лает. Что там охранять, ржавое железо?
– Нет, не скажите, – произнес сержант, – тут и нормальные трубы найти можно. Мы с приятелем для его дачи целый комплект подобрали для водопровода, комплект оцинкованных труб. Если вам надо, можете слазить, я глаза закрою, – сержанты смеялись, попивая крепкий чай.
Пес все не унимался. Коготь ругался матом. Он нашарил возле себя обломок трубы и, прицелившись, бросил в собаку. Метил он в голову, но пес оказался ушлым и проворным. Если бы бросали в него деревянной палкой, он непременно схватил бы ее зубами на лету, трубу же он просто пропустил мимо себя, и она, зазвенев, покатилась по бетону.
– Зверюга гнусная! – прошептал Коготь, вытаскивая из кобуры пистолет и наворачивая на ствол глушитель. Резьба никак не совпадала, потому как делать это приходилось лежа на боку и видеть пистолет он не мог.
Пес надрывался так, что казалось, его зубы щелкают возле самого уха. Вдруг совсем рядом с Когтем на мгновение показалась разверстая пасть собаки с грязными желтыми клыками. Клыки казались Когтю огромными, как мизинцы взрослого мужчины. Когти проскребли по краю площадки. От звериной морды, возникшей в полуметре от головы Когтя, его руки самопроизвольно дернулись, и глушитель, звякнув вначале об одну железяку, затем о другую, исчез в недрах металлолома. Рация засвистела, и раздался шепот Станчикова:
– Коготь, что там у тебя?
– Да пошел ты!.. – под нос себе рычал Коготь, затем буркнул:
– Конец связи!
Он изогнулся и, когда пес вновь подпрыгнул, изо всей силы заехал тяжелым ботинком прямо ему в зубы. Бил Коготь, вкладывая в удар всю злость, всю силу. Мужик он был тренированный, каждый четверг играл в футбол, не считая тренировок по рукопашному бою. Оглушенный пес, как мешок с картошкой, рухнул на землю, покатился, поднялся на лапы и крутил головой: то ли ничего не видел, то ли позабыл все, что с ним произошло в прежней жизни. Затем тихо заскулил, опустился на полусогнутые лапы и, жалкий, прихрамывая, пополз в темноту.
– Вот так тебе, сука! – произнес Коготь, хотя успел заметить, что это была не сука, а кобель. Но так получалось обиднее. – Как же глушитель найти? – шептал он, глядя на кучу металлоконструкций с отчаянием человека, смотрящего на стог сена, в который завалилась иголка.
Из темноты вынырнули пятеро в камуфляже. Они двигались бесшумно, как ночной дозор в горах. Еще пятеро появились со стороны Станчикова. Коготь поднял руку, давая понять своим, чтобы те приостановились. А затем еще раз махнул рукой, дескать, двигайтесь потихоньку, бесшумно. Люди в камуфляже были хорошо обучены, в свое время прошли подготовку в горах Афганистана, воевали в Приднестровье и в Абхазии. А потом (так уж сложилась судьба), солдаты различных армейских формирований стали солдатами банды Полковника. А порядки в хорошо организованной преступной группировке, возглавляемой Полковником, были круче, чем в любой армии. Полковник подбирал лишь хорошо обученных парней, знающих цену жизни и умеющих убивать других. Субординация у него в банде была такая, что ей могло бы позавидовать любое вооруженное формирование регулярной армии. Каждый знал свое дело, каждый отвечал за свой участок, а также за соседа.