– Но… почему?
– Потому что, – сказал он серьезно, – женщина, которую я видел на балу и во время пожара, не была больше той, кого я знал. Это была женщина холодная, далекая, с пустым взглядом… Женщина, которая хотела умереть. Ибо, обладая всем, что может желать человеческое существо: красотой, богатством, почетом, да еще и любовью исключительного человека… и в довершение всего готовясь стать матерью, вы решили умереть ужасной смертью. Почему, Марианна?
Горячая волна пробежала по телу молодой женщины, задевая самые сокровенные струны ее души, замершие от отчаяния и физических страданий. Итак, он играл комедию безразличия и насмешки? Видя его тут, перед нею, с напряженным выражением лица, выдававшим его беспокойство, ее пронзило еще более острое чувство любви к нему. Это чувство было таким всепоглощающим, что она с трудом подавила неудержимое желание открыть ему всю правду, сказать, почему она хотела покончить с собой. В эту минуту она готова была признаться, как она любит его и насколько эта любовь поглотила ее. Но она вовремя удержалась. Стоявший перед нею человек уже женат. Он, безусловно, не имел больше ни права, ни желания услышать признание в любви, ибо его привело сюда только чувство дружбы. И у Марианны было достаточно врожденной порядочности, чтобы уважать чужой брак, даже если он превратился для нее в непоправимое бедствие.
Тем не менее она нашла в себе силы улыбнуться, не догадываясь, что ее улыбка была печальней слез, и, поскольку он повторил «почему», она наконец ответила:
– Может быть, из-за всего этого, по меньшей мере из-за того, что в действительности было только обманом. Император женат, счастлив быть женатым… и я для него только друг, нежный и преданный. Я думаю, что он любит свою жену. Что касается меня…
– Вы любите его по-прежнему, не так ли?
– Да, я люблю его и восхищаюсь им.
– Но ребенок, неужели и ребенок тоже был обманом?
– Нет, он оставался единственным бесповоротно связывающим нас звеном. Может быть, так лучше, по крайней мере для него, ибо для меня это в высшей степени осложняет отношения с князем Сант’Анна… Позвольте, – неожиданно воскликнула Марианна, – если вы приходили сюда все эти дни, вы, безусловно, встречали Аркадиуса?
– Естественно.
– Тогда не говорите, что он ничего не рассказывал! Я уверена, что он сообщил вам все о моем браке.
– Действительно, – спокойно сказал Язон. – Он мне все рассказал, но я хотел узнать вашу версию. Он прежде всего сказал, что в Нанте у Паттерсона меня ждет письмо. В Нанте, куда я и ногой не ступил, потому что за мной гнался английский корвет, а я должен был убраться, чтобы избежать боя.
– Избежать боя, вы?..
– Соединенные Штаты не воюют с Англией, но мне следовало бы пренебречь этим, уничтожить англичанина и вернуться в Нант. Все было бы иначе! Вы не представляете себе, до чего я упрекаю себя за подчинение законам.
Он поднялся и, как недавно Фортюнэ, неторопливо подошел к окну. Его строгий профиль и широкие плечи четко вырезались на зеленеющем фоне сада. Марианна затаила дыхание, охваченная волнением, одновременно радостным и пугающим перед подлинным огорчением, которое выдал голос Язона.
– Вы расстроились, не получив это письмо? А вы согласились бы на мое предложение?
В три шага он вернулся к ней, спрятал ее руки в своих и опустился на одно колено, чтобы их лица были рядом.
– А вы? – сурово спросил он. – Вы честно выполнили бы свои обязательства в отношении меня? Вы последовали бы за мной? Вы бросили бы все и действительно стали бы моей женой без упреков и сожалений?
Потрясенная Марианна впилась взглядом в глаза своего друга, пытаясь открыть чудесную правду, которую она уже ощутила, но в которую еще боялась поверить.
– Без упреков, без сожалений, Язон, и даже с радостью, которую я совсем недавно осознала. Вам никогда не узнать, до чего я вас ждала… вплоть до последней секунды, до последней секунды, Язон. И когда стало слишком поздно…
– Замолчите!
Внезапно он спрятал лицо в белизне покрывал, и Марианна ощутила на руке тепло его рта. Очень нежно она опустила свободную руку на густые черные волосы моряка и погладила непокорные пряди, счастливая от проявленной им неожиданной слабости, им, человеком невозмутимым, еще более счастливая от ощущения, что он взволнован так же, как и она сама.
– Теперь вы понимаете, – совсем тихо проговорила она, – почему в ту ночь я хотела умереть. Когда я увидела вас вместе с… О, Язон! Зачем вы женились?
Так же внезапно он оторвался от нее, встал и отвернулся.
– Я считал вас навсегда потерянной для меня, – глухим голосом начал он. – Бесполезно бороться с Наполеоном, особенно когда он любит! А я знал, что он любит вас… Пилар нуждалась в помощи. Она была в смертельной опасности. Ее отец, дон Агостино, не скрывал симпатий к Соединенным Штатам. После его смерти несколько недель назад испанский губернатор Фернандины сразу же взялся за Пилар, единственную наследницу. Он конфисковал ее земли, а ее бросили в тюрьму без всякой надежды выйти оттуда. Единственной возможностью спасти ее и навсегда обеспечить безопасность оставалось принятие американского гражданства. И я женился на ней.
– Неужели нельзя было найти другой выход? Разве вы не могли увезти ее в свою страну, устроить там, позаботиться о ней?
Язон пожал плечами.
– Она испанка. С подобными людьми все не так просто даже у нас! А я многим обязан ее отцу. После смерти моих родителей дон Агостино был единственным, кто оказывал мне помощь. С Пилар мы познакомились очень давно.
– И она, конечно, любит вас… тоже давно?
– Мне кажется… да!
Марианна умолкла. Ослепленная открытием своей любви, она только сейчас сообразила, что ничего или почти ничего не знала о том, какова была жизнь Язона Бофора до его появления осенним вечером в салоне Селтон-Холла. Он прожил столько лет без нее, даже не подозревая о ее существовании! До сих пор Марианна думала о Язоне только в связи со своей особой и с той ролью, которую он играл в ее жизни, однако позади него, в той гигантской стране, загадочной и даже непонятно тревожной для нее, остались невидимые, но крепко удерживавшие его связи. Его память заполняли ландшафты, в которые Марианна не могла себя вписать, различные лица, никогда ей не встречавшиеся, однако вызывавшие у Язона различные чувства, может быть, ненависть или любовь. Этот мир, или хотя бы небольшую его часть, представляла также и Пилар. Он был близок им, этот мир, а общность вкусов и воспоминаний связывает чаще более прочными узами, чем самая пылкая страсть. И Марианна выразила все то, что она испытывала, в короткой фразе:
– Я люблю вас, и, однако, я вас совершенно не знаю!
– А мне кажется, что я знал вас всегда, – воскликнул он, окидывая ее полным страдания взглядом. – Но этим делу не поможешь. Мы прозевали назначенный судьбой час… Теперь уж слишком поздно!
Внезапное возмущение вырвало Марианну из ее обычной сдержанности.