Домой я летела, забыв про осторожность, даже случайно проскочила один перекресток на желтый свет. Не снимая куртку, я влетела в свою комнату, вытряхнула содержимое сумки на кровать и принялась читать добытые с таким трудом сведения.
Похоже, что врачи не испытывали недостатка в клиентах. За три месяца этого года они прооперировали сорок два человека, огромная, на мой взгляд, цифра. Взяв калькулятор и умножив сорок два на пятнадцать тысяч, я получила фантастический результат – 630 тысяч долларов. Ну ладно, предположим, что львиная доля суммы за операции уходила на накладные расходы. Допустим, десять тысяч они тратят на донора, обслуживающий персонал, счета за электричество и прачечную. Пусть так несуразно много, но все равно остается двести тысяч долларов чистыми. Это же невероятные, чудовищные, совершенно невообразимые деньги, вот откуда берутся «Мерседесы»!
Успокоившись, я принялась размышлять. Так, Богдан погиб в конце февраля, значит, меня интересует лишь этот год. Тем более что в прошлом у медиков случилось только четыре смерти и все они пришлись на весну прошлого года. В этом же году скончались двое. Феоктистов Иосиф Леонидович, 1947 года рождения, и Маркина Лариса Михайловна, 1984 года, совсем еще девочка. Остальные выписались вполне здоровыми, и никаких сведений об их плохом самочувствии в историях болезни не было. Поразмыслив, я решила начать с Маркиной. Горе родителей, потерявших ребенка, обычно глубоко. Шансы, что именно отец или мать несчастной Ларисы решили отомстить незадачливым врачам, были велики.
На следующее утро Капа вновь превратилась в брюнетку, только с зеленой челкой.
– Что, если нам слегка отдохнуть от домашнего хозяйства? – предложила она. – Поедим йогурты. Как ты на это смотришь?
– Мне все равно, – честно ответила я, – вообще, глупо стоять у плиты, когда в доме остались всего две женщины.
– Отлично, – обрадовалась Капа, – мы с Левой хотели в кино сходить, потом в ресторанчик.
– С кем? – настороженно поинтересовалась я.
– С Левой, – повторила Капа, – ну с тем, что ложку проглотил. Прикинь, в больнице у него ничего не нашли, прямо загадка, ну куда ложка подевалась? Приехали домой, пересчитали, а их десять! Лева чуть не умер.
– Но ему, похоже, только сорок лет, – некстати ляпнула я.
Капитолина уперла ярко наманикюренные пальчики в стройные, обтянутые черными бриджами бедра.
– Ну и что?
– Так просто, – я попыталась исправить положение, но сделала только хуже, – вроде он такой молодой еще…
– И чего?
– Ничего, – в ужасе залепетала я.
– Намекаешь на мой возраст? – тихо зверела Капа.
– Что ты, что ты, никогда, просто…
– Покажи мне в Конституции статью, где написано, что нельзя выходить замуж за парня моложе себя? – оседлала любимого конька Капа. – Как тебе не стыдно, это геноцид.
– Чей? – обалдело спросила я.
– Мой, – пояснила Капа, – внучок разлюбезный, ну тот, что меня сюда привез, Ваня Комолов, скрипач тухлый, тоже все твердит: Капа, будь серьезной!
– Послушай, – не выдержала я, – ну скажи, почему он тебя к нам притащил?
Капа нахмурилась.
– Нет, – затараторила я, – пойми правильно, мне так только лучше от твоего присутствия. Каждый день горячая еда готова, опять же продукты, стирка, глажка, я про все намертво забыла, даже совесть не мучает, что на тебя воз домашних дел свалила. Просто удивляюсь. Ты энергичная, здоровая, бодрая, сто очков не только своим ровесницам, но и тридцатилетним дашь. Почему он тебя одну не оставил? Ладно Люся, с той все ясно, но ты?
Капа засмеялась:
– Он меня считает выжившей из ума старухой, прикинь, запрещает на роликах кататься. Покажите мне статью в Конституции…
– Знаю, знаю, – я невежливо прервала ее, – слышала уже сто раз про Основной Закон. Капа, ты кем работала? Ну до того, как на пенсию вышла?
– Судьей, – преспокойно ответила Капитолина.
– Кем? – спросила я, роняя нож. – Кем?
– Судьей, – повторила Капа, – сидела за таким длинным столом, рядом с двумя идиотами. Ножик упал, сейчас мужик придет.
– С кем? – вновь не поняла я. – Это ты о преступниках?
– Нет, – пояснила Капа, – о народных заседателях. Судьи-то раньше, в мое время, имели высшее юридическое образование. Должность считалась выборной, только глупости все это, граждане для проформы к урнам ходили, побросают бюллетени, все «за» и бегом водку пить. А народные заседатели… О, те прямо от сохи были. Ну на каком-нибудь заводе секретарь парткома вызывает самого лентяя Иванова Ивана Ивановича и велит тому: «Высокое доверие оказываем, будешь ты, Ваня, заседать в суде, вершить социалистическую законность».
– Почему ??е самого ленивого? – удивилась я. – Я думала, лучших избирали.
– Кто же позволит хорошему работнику предприятие покинуть? – справедливо заметила Капа. – Нет, старались от балбесов и бездельников избавиться. Не умеют ничего делать? Пусть заседают. Вот я несчастная и мучилась: справа слесарь, слева ткачиха. Темные совсем! Ужас! Хорошо еще, если понимали, что лучше помолчать. А встречались такие, которые во все вмешивались, в особенности учительницы. Я, если видела, что заседатель педагог, прямо синела. Все, судебный процесс превратится в родительское собрание вкупе с педсоветом. Слышь, Лампа, я возьму твой красный свитер, мне такой цвет очень к лицу.
Выпалив последнюю фразу, она полетела в мою комнату. Я вздохнула. Теперь понятно, отчего при каждой возможности Капа поминает Конституцию.
Утром я принялась названивать Маркиной. Трубку сняли после третьего гудка. Сонный женский голос произнес:
– Алло.
– Центр трансплантологии вас беспокоит, – бесстрастным голосом рявкнула я, – у нас тут Маркина Лариса Михайловна указана…
– Простите, – ответила женщина, – Лариса умерла.
– Интересное дело, – я продолжала разыгрывать из себя бездушную медсестру, – почему нас в известность не поставили, а? Мы тут донора ей подыскиваем.
– Ошибка вышла, – совершенно спокойно ответила тетка, – мы все сообщили, небось у вас в документах бардак.
– Нам требуется копия свидетельства о смерти, – наседала я.