– Но характеры у нас абсолютно разные, – со смехом перебила Кристина. – И скажу по секрету, если выбирать, мне бы хотелось быть такой, как она. Принципиальной лентяйкой, убежденной в своем божественном происхождении…
Сиамка сдержанно описала восьмерку вокруг ног Неймана и удалилась. «В такой аристократической атмосфере кошка поневоле выросла воспитанной особой, – подумалось Владимиру Валентиновичу. – Не то что мой безродный хулиган. Культуры у него никакой».
И еще ему подумалось, как хорошо было бы расти детям в этом доме…
– Вам, наверное, любопытно, из-за чего вы лишились законного празднества?
Нейман поморщился.
– Отставить самоедство! Напротив, Кристина Петровна! Если бы тот человек не причинил вам зла, я был бы ему даже благодарен. Этот вечер для меня – поистине подарок судьбы…
– Уже подарок? – Кристина недоверчиво нахмурилась.
– Да-да, – засмеялся Владимир Валентинович. – Уже. Каплю вина?
– Да, пожалуйста.
Жидкость убывала в бутылке медленно. Кристина пила символически, только для того, чтобы обозначить атмосферу праздника, и сам Нейман тоже больше делал вид. Ему было слишком хорошо сейчас, чтобы портить все алкогольным дурманом.
– Я могу рассказать, если хотите. Пожалуй, так будет лучше, а то вы станете додумывать и нафантазируете бог знает что.
– Да, мне хотелось бы знать, что произошло у вас с тем человеком, но не из любопытства. Я даже не знаю, как это объяснить… Мне просто хочется быть частью вашей жизни. Ну то есть, – Нейман смутился, а Кристина слушала спокойно и внимательно, не перебивая, – не просто сослуживцем или приятелем, а настоящим другом. Чтобы вы делились со мной своими бедами.
Она кивнула. Его всегда поражала в ней способность понимать серьезные вещи. Как бы неуклюже он ни говорил, Кристина никогда не понимала его слов превратно, не пользовалась ими для пустого кокетства.
– Хорошо, я расскажу, – серьезно сказала она. – Вам это и как специалисту будет интересно. Только с одним условием.
– Как вам угодно.
– Я не назову имени, а вы, в свою очередь, не станете вычислять этого человека. Дело это очень давнее, как говорится, быльем поросло. Я изменилась с тех пор, он, наверное, тоже. Не хочу бросать на него тень.
Владимир Валентинович кивнул.
– В общем, история банальная, – грустно усмехнулась Кристина. – Вы такие пачками выслушиваете в своем центре. Я собиралась замуж за прекрасного молодого человека, жизнь, так сказать, была полна радужных надежд… Мне, если пользоваться терминологией любимых вами романов, в ту пору минуло семнадцать лет, я только школу закончила и поступила в институт. Мозгов в голове, сами понимаете, сколько. Родители одобряли кандидатуру жениха и даже позволяли нам кое-что, чего добросовестные родители позволять не должны. Брак представлялся всем заинтересованным сторонам очень перспективным, и старшее поколение закрывало глаза на то, что я фактически переехала к жениху. Дата свадьбы была уже назначена, и на нее смотрели как на пустую формальность с одной стороны и повод для праздника – с другой. Уже платье было заказано в ателье, только кольца не куплены. – Она вдруг улыбнулась. – С этими кольцами вышло забавно, прямо информация к размышлению для всяких экстрасенсов. Никак я не могла себя заставить пойти в магазин! Вот все мне нравилось, и в жениха я была влюблена, и распирало меня от гордости, что я выхожу замуж первой из класса, и, очевидно, буду первой замужней дамой на курсе! До сих пор помню это ощущение безмятежного счастья… Я вообще ни о чем не тревожилась! В женихе не сомневалась ни секунды! А за кольцами не шли ноги, и все тут! Все завтра, завтра… Ну вот и наступило завтра – жених взял да и отлупил меня. Причем на ровном месте, я даже повода не давала…
– Нет такого повода, чтобы на женщину поднять руку, – буркнул Владимир Валентинович.
Ему тяжело было слушать Кристину, он сам почти физически переживал то отчаяние, которое должна была испытать она, в ту пору совсем девочка… Господи, семнадцать лет!
– Это да! Но в то время мне казалось, что если бы я, допустим, изменила, было бы не так обидно. Как бы аффект, не справился с собой. Вам, наверное, известна одна пошлая поговорка: бьет, значит, любит.
– Вот уж не знаю, психопат какого пола ее придумал!
– Во всяком случае, отсутствие состава преступления с моей стороны показалось мне особенно унизительным. Да, сразу скажу, никаких увечий не было. В вашей мужской классификации побоев это называется «навалять». Я тут же собрала вещи и вернулась домой. Смешно, но мне было стыдно признаться в том, что жених меня побил, я просто сказала, что мы поссорились. Он хотел мириться, клялся, что это было первый и последний раз… Родители тоже были недовольны моим решением и ненавязчиво продавливали его кандидатуру. Но меня будто какая-то сила заставляла противостоять этому давлению.
– И вы не вышли за него?
– Слава богу, нет. Потом была еще некрасивая история, ведь его родители были тоже не в восторге, что мы расстались, и укоряли его, что он такую девушку упустил. Ну, он и сболтнул, что я ему изменяла. Те родители сообщили моим, мои на меня наехали, а что я могла сказать в ответ? Ну, пожаловалась бы я, а все решили бы, что я в отместку пытаюсь его очернить. В таких делах, сами знаете, кто первый соврал, тот и правду сказал. В общем, как-то после этой истории у меня и с родителями отношения испортились. Что-то пропало, доверие, что ли, или я даже не знаю, как сказать… Отчуждение какое-то появилось. Может быть, оттого что я перестала быть ребенком, не знаю. Мы не ссорились, не ругались, у нас в семье это вообще было не принято, но я чувствовала, что своим несостоявшимся замужеством очень разочаровала их.
– Тяжело вам пришлось…
Она засмеялась:
– Тяжело? Мне? Вот уж нет! Вот если бы я вышла за него замуж… Не скрою, колебания были. И тогда, и потом, когда судьба неожиданно столкнула нас в этом городе. Мне даже стало как-то стыдно, что я так и не создала семьи. И когда я увидела, что на первый взгляд он со своей женой живет очень дружно, испытала такое нехорошее жгучее чувство – сожаление об упущенных возможностях. Стала думать – может быть, лучше было стерпеть. Потерпела бы и жила как за каменной стеной, а то все сама да сама…
– Да уж! За каменной стеной чужого равнодушия, – сказал Нейман.
– Вот я тоже так подумала, – согласилась Кристина. – За стеной-то неизвестно что делается, со стороны не разглядеть. И сама не докричишься, если что. Я так рассудила: он молодец, что отучил себя руки распускать. Исправился, хороший муж. Но что меня оболгал – этого не исправить, это гниль природная. И если с психопатом еще можно жить, то с подлецом – ни за что! Лев Толстой был прав, когда говорил, что в семейной жизни главное – терпение, и все нужно терпеть, только не унижение. Это нельзя никогда и нигде, ни при каких обстоятельствах.
Нейман улыбнулся:
– Кому-кому, а вам стойкости духа не занимать… И вы из-за этого печального опыта больше не вышли замуж?