– Не знаю. Он никогда не предупреждает.
– На запах подтянется. Сейчас я тесто наведу, а ты пока сочини начинку какую-нибудь. Я хорошо умею блины делать, набил руку, когда нам по полгода получку не давали. – Нейман погрустнел. – Вот время было. Ходил в море на перловке с тушенкой, а дома сидела голодная семья.
– А сейчас где ваша семья? – не утерпела Вика.
– Известно где. В Москве. Очень тяжко было здесь. Мы, офицеры, как в море идти, мясо с маслом оставляли семьям, но на одном пайке не выжить, а денег нет. Я и отправил жену с сыном к родителям – уходя в автономку, как-то спокойнее знать, что они под защитой родных, а не одни. А там… – Владимир Валентинович вздохнул. – Ладно, что говорить. Как сложилось, так сложилось.
Он быстро развел тесто и поставил подниматься. Вика приготовила несколько заправок для блинов – сыр с чесноком, селедку с луком и ветчину с помидорами.
– Сейчас-то мужики живут нормально. – Нейман сообразил, что делает плохую рекламу Дайнеге как Викиному будущему мужу. – Получают по сто тысяч, и вовремя. А мы… Эх! Двадцать пять лет я честно служил, а теперь Родина делает из меня попрошайку. Будто я эту квартиру не честно заработал, а вымаливаю из милости. Клянусь тебе, если бы не сын, которому это жилье после моей смерти достанется, я бы плюнул и ушел. А так сижу, словно нищий убогий.
– Да, трудно вам приходится.
– Ничего. Как говорил адмирал Нахимов, у русского моряка нет легкого или трудного пути. Есть только один путь – славный. Так-то, дорогая.
– Наверное, вам скоро дадут жилье. – Вике захотелось приободрить соседа. – Президент обещал решить вопрос, и вообще он о военных заботится. Вот зарплаты поднял, пенсии обещал повысить…
Нейман ожесточенно натер раскаленную сковородку маслом:
– Конечно, поднял! Так жутко армию сократить, грех не поднять!
Вика промямлила, что армия теперь станет более профессиональной и мобильной.
– Да? – Нейман уставился на нее, поигрывая сковородкой. Вика поежилась. – Может, скажешь еще, что народ должен держать такую армию, которую он может себе позволить?
Она опустила глаза.
– Так вот! Заруби себе на носу, – двумя точными движениями он распределил тесто по сковородке, – народ должен держать не ту армию, которую может себе позволить, а ту, которая способна его защитить! Зачем тебе пистолет, который не стреляет? Только карман тянет, и разумнее всего выбросить его вообще.
Владимир Валентинович сделал неуловимое движение рукой, блин перевернулся в воздухе и упал на сковородку. Вика вздохнула. Да, в этом деле он изрядно навострился.
– Они и начали платить военнослужащим не потому, что в результате сокращения появились свободные деньги. С гораздо большим удовольствием они положили бы их в собственный карман. Но приходится, чтобы люди не задавали лишних вопросов. Чтобы не понимали – армия разрушена. Ладно, мы бы с кем-то воевали и потерпели поражение, тут все ясно. Проиграли войну, ничего не поделаешь. Контрибуции, внешний долг… Но чтобы так, в мирное время, свои же руководители с нами так поступили…
Вика не впервые слышала эти речи. Моряки, бывавшие в доме, только и делали, что ругали реформу армии, но она приписывала им личное неудовольствие, раздражение от того, что из-за сокращения они вынуждены резко изменить планы на будущее.
– Говорили, не будет сокращений, ребята вздохнули свободно, а сейчас вдруг раз – четыреста человек под нож! – продолжал Нейман. – Скоро останется одна бомба и при ней три солдата обслуги. Вот и вся ядерная держава. Денег у них, видишь ли, нету. Распродали военные городки в Московской области – куда бабки дели, непонятно. Все производство разрушили, теперь будем вертолетоносцы во Франции покупать. Правильно, там откаты поинтереснее.
«А меня хотят судить за взятку, – усмехнулась Вика своим мыслям. – Правильно сказал Балахонов – если ты пятьсот рублей попросил, то ты негодяй и взяточник, а если три миллиона – умный человек, можешь баллотироваться в депутаты. Я по крайней мере не нанесла ущерба обороноспособности страны, и нечего терзаться угрызениями совести». И нечего упрекать себя, что сбежала из-под следствия, любой суд над ней несправедлив хотя бы потому, что столько настоящих негодяев находится не только на свободе, но и при высоких должностях. По сравнению с ними она чиста, как горный снег.
– Хорошо, армию сократили, где молодые люди служить будут? – строго спросил Нейман. – Да и сейчас-то, боже мой! Чему армия может их за год научить? В первую очередь они должны освоить технику, а техника ржавеет. Приходят к нам после учебки, болтаются по кораблю, а мы в море не идем.
– А по-моему, было бы лучше, если бы ребят перестали в армию забирать, – храбро заявила Вика. – Какой смысл терять целый год жизни на глупую муштру?
Нейман взглянул на нее так, словно Вика была змеей, которую он внезапно обнаружил на собственной подушке.
– Да что ты говоришь!
Положение спас Дайнега, появившийся как нельзя более кстати. Войдя, он ласково обнял Вику. Обычный ритуал, работа на публику. Ничего личного.
– Валентиныч, ты что кричишь, на вахте слышно? Як з ланцюга зирвався.
– Невеста твоя меня расстроила.
– Чем же?
– Говорит, нечего мужикам в армию ходить. Да когда я призывался, ни у кого даже мысли такой возникнуть не могло! У нас позором считалось, если тебя в армию не берут. Не служил, так тебя всю жизнь за человека не считали, кем бы ты ни был.
Сергей улыбнулся. Его рука продолжала лежать на Викиной талии. Наверное, по рассеянности.
– Ты, Валентиныч, когда призывался, еще динозавры на земле водились.
– Что это за неуставняк? Дерзить старшему по званию! – грозно сдвинул брови Нейман. – Мой руки и садись за стол, будем ужинать. А даме сердца твоей я сейчас мозги вправлю. Тоже еще, гуманистка выискалась! Наслушалась солдатских матерей. «Ах, как же мой мальчик пойдет в эту ужасную армию!» Жалко ей своего мальчика. А мальчик давно уже спит с девочкой. А раз так, он обязан уметь эту девочку защитить! Мамам мальчиков своих деточек в армию на год отдавать жалко, а мамам девочек? Им не жалко свою девочку на всю жизнь отдавать придурку, который убежден, что это его все защищать должны? Армия – бесценный, важнейший инструмент в воспитании молодежи. Это школа жизни, и если она не пройдена, то следующей ступенькой частенько оказывается тюрьма.
– Ну все, ховайся в бульбу! Валентиныч разбушевался.
Нейман проворчал, что Вике просто попался в жизни хороший мужик, а вот если бы она вышла за жалкого гражданского, еще, не дай бог, интеллигента, необходимость поголовного призыва на военную службу стала бы ей очевидной.
Этими неосторожными словами Нейман причинил ей боль.
Сергей почувствовал это и крепче прижал ее к себе.
– Забудь, – шепнул на ухо.
Она мягко сняла его руку со своей талии. Он искренне хочет ей помочь, не понимая, что его дружеская поддержка только уязвляет ее. Лучше бы он вообще не прикасался к ней, чем вот так – с нежностью и заботой. Тогда была бы надежда, что он ее любит. Ладно, не любит, но, может быть, способен полюбить вновь?