Ведун двинулся вперед, вошел в белесую пелену, терпеливо пробиваясь сквозь «ничто», позволяя своему разуму ухватить чужие образы, подстроиться под них, открыть дверцу в чужие грезы…
Наконец пелена стала рассеиваться, утекать в стороны, и он увидел просторную комнату, купол над которой поддерживали мраморные колонны. На стенах меж опорами сияли увитые плющом зеркала, купол был расписан под голубое небо, наполненное рельефными облаками и ангелами. Пол тоже был не простым, а прозрачным. Под ногами Олега лежал чистый золотой песок, а дальше, возле Ворона, на пляж накатывали волны.
Хотя, конечно, пол мог быть и не стеклянным, а жидкокристаллическим, и все под ним – обычная картинка в стиле «обоев для экрана».
Старик, одетый в свободные шаровары и майку, возлежал на диване, а перед ним стояла на коленях юная дева, смуглая и рыжеволосая, одетая в основном в бусы, пояса, цепочки, жемчуга и самоцветы. Она удерживала перед собой руку Ливона Ратмировича и перебирала унизанные перстнями пальцы…
Вот, стало быть, какие сны посещают старого колдуна… Интересно, это он их придумывает или сами такие возникают?
– Доброй тебе ночи, учитель, – поздоровался Олег.
Ворон вздрогнул и вскочил с дивана.
– Проклятие! Ты чего тут делаешь? Откуда взялся?
– Мне нужно спросить у тебя совета, Ливон Ратмирович. Закавыка неприятная случилась. Самому не справиться.
– А позвонить не мог? – Колдун махнул рукой с перстнями, и на угол комнаты обрушился сугроб, заваливший прекрасную невольницу. – Ты знаешь, Олег, недавно люди придумали такую маленькую коробочку с кнопочками, «телефон» называется. Через нее связываются, по ней говорят. На кой ляд в чужие сны врываться?!
– У меня нет телефона, Ратмирович…
– Я уже заметил! – буркнул колдун. – Научил на свою голову… Если каждый ко мне за советом по ночам бегать начнет, когда я… – Он замялся и дернул подбородком. – Ладно, выкладывай, чего там у тебя.
– В гости я по твоему адресу приехал, человеку помог… – Олег опустил глаза, легким усилием воли развеял песок, представил себе, что они парят прямо в комнате под облаками, а через прозрачный пол видят окрестности села Медное. – В гостях я услышал, что вон там, у реки, ведьма двух человек затравила.
Призывно блеснула Роська. Почти одновременно ангелы с потолка, обратившись чайками, накинулись на Середина и принялись больно клевать в плечи и ноги. То ли паразитная мысль овеществилась, то ли Ворон, сохраняя невозмутимый вид, мстит за вторжение в свои грезы.
– Я туда съездил и попытался ее найти. – Олег, не тратя силы на чаек, просто представил себя в толстой куртке и ватных штанах. – Так она оказалась не человеком, а духом, воплощенным в лес и землю!
– Ты прямо как дитя неразумное, чадо мое! – удивился Ворон. – Создай куклу, одари образом, нареки именем, вытяни из вещи дух ведьмы да посели в манекен. А уж с ожившим чучелом потом можно, как с обычным смертным, управиться.
– Там не метлами и деревьями воплощение измеряется, Ворон, а гектарами! Тысяч тридцать га чащобы, не меньше! – Середин ткнул пальцем вниз, и лес от автодороги до железнодорожной ветки занялся огнем. Одновременно вспыхнули и осыпались пеплом чайки у него за спиной. – Как я из этой махины ее душу вытяну?!
– Ничего себе! – Ворон закрыл лес грозой, поднял глаза на Олега. – Однако, чтобы захватить такие земли, нужно было долго и терпеливо расти.
– У нее было время, она росла тысячу лет, – хмуро сказал ведун. – Младенцем брошена в чаще на съедение. Воспитана волками, обучена лешими, выращена духами. Нежить ей любого человека роднее. Лес для нее изначально своим был. В него после смерти и ушла.
– Да, – признал Ворон, – такую силу одолеть непросто. Кабы сразу, в первые года заклинание переселения исполнить, так и труда никакого. Теперь же жизни не хватит, чтобы ее одолеть. Ничего, кроме как по кусочку земли оттяпывать и обряд на изгнание в нем проводить, в голову не приходит. Но больше десятка саженей за раз не отчитать. У тебя же лес верст этак десять на десять выходит… Думаю, если обратно очищенные места она захватывать не станет, за три жизни управишься.
– Мне не смешно, учитель!
– И мне не смешно, – пожал плечами Ливон Ратмирович. – Ну, так и чего теперь делать? Плакать? Так я к этому делу непривычен…
Сугроб в углу комнаты растаял, но под ним вместо прекрасной девы обнаружилась сушеная акула.
– Тогда что делать?
– Экий ты настырный, чадо, – вздохнул старый колдун. – Ну, для начала можно окружить заговоренными идолами, чтобы больше не росла, потом… Даже не знаю, что потом… Почему она не умерла, Олежка? Почему ушла в лес, а не за Калинов мост?
– Не знаю, учитель.
– Плохо. Мог бы спросить у своей обожаемой, прежде чем сюда от нее примчаться… Теперь уж до нее не докричишься. Против реки жизни плавать не умеет никто.
– Ты можешь отправить меня назад! – встрепенулся Олег. – Ты ведь это умеешь! Ты это уже делал!
– Нет, чадо, – покачал головой Ворон, – не отправлю.
– Почему? – не понял Середин.
– Потому, что ты мой лучший ученик. – Старый колдун сел на диван. – Я учил тебя так долго, что ты стал мне родным. Я отношусь к тебе, как к сыну. Я не скрывал от тебя никаких тайн, я указывал, что откуда проистекает и отчего случается, я учил тебя травам, богам и заклинаниям. Сколько можно обращаться ко мне за помощью, Олежка? Ты знаешь достаточно, чтобы справиться самому. Ты давно уже муж, а не отрок. А против реки жизни плавать не умеет никто.
– Но ты не учил нас путешествовать во времени!
– Сам, чадо, сам…
Ворон положил руку ему на лоб и с силой толкнул. Олег опрокинулся на спину и… проснулся.
Уже рассвело, но по пленке продолжал мелко стучать дождик, так что вставать никакого смысла не имело. Не та погода, чтобы торопиться в путь, и не то настроение. Ведь получалось, что Ворон, так же как и он, признал поражение перед маленькой ведьмой. Отрезать от леса по кусочку и очищать от нежити и злых духов – никаких жизней не хватит. Вернуться назад во времени старый колдун тоже не позволил. «Плавать против реки жизни»… И какого лешего он повторил эту заезженную истину два раза, словно на что-то намекал? Река жизни, река жизни…
В сознании молодого человека зашевелился какой-то въедливый червячок, какое-то смутное воспоминание, невнятная неудовлетворенность. Что-то с этой философией было не так, что-то за ней скрывалось еще, общеизвестное, но уходящее мимо внутреннего взора. Какое-то второе дно…
Олег сосредоточился, разогнал посторонние мысли, оставив только одну, самую главную, покрутил ее перед мысленным взором, раскрыл перед собой, словно картину: река жизни – судьба, прошлое и настоящее, найденное и забытое, построенное и истлевшее, родившиеся и умершие. Текучие воды, уносящие вселенную вниз по течению. Мелкие волны, солнечные зайчики, брызги от камней…