Без дальнейших объяснений доктор Фелл скрылся в соседней комнате. Холден и Силия недоуменно переглянулись в душных, горячих сумерках комнаты; потом Силия, опустив глаза, тихо проговорила:
– Дон…
– Да?
– Это письмо, которое ты держишь… Доктор Фелл мне многое рассказал… Это письмо Марго?
– Да.
– Можно я прочту его? – И Силия протянула руку.
– Силия, я не хочу, чтобы ты его читала! Я…
Слабая, чуть насмешливая и усталая улыбка тронула уголки ее губ и оттенила прозрачную нежность ее глаз.
– Дон, ты и правда считаешь, что мне не положено знать такие вещи? Ведь я сестра Марго и тоже могу сильно влюбиться, в общем-то это уже случилось. Ох, Дон!
– Хорошо. Держи.
В наступившей тишине они молча ждали.
Взяв письмо, Силия подошла к окну и отдернула занавеску, загремевшую деревянными кольцами. Сколько-то она медлила, опустив ресницы и сжимая сложенное письмо в руке.
А в соседней комнате, где на стенах висели черные драпировки, а на столе стоял прозрачный камень, слоновой походкой прохаживался доктор Фелл. Первым делом сквозь ездившие на носу очки он внимательно обследовал обгорелые остатки, извлеченные Холденом из камина. Потом он направился в конец комнаты, где за занавесками прятались еще две двери. Распахнув ту, что слева, он включил свет и заглянул в кухоньку, через которую Холден проник в квартиру. Затем доктор Фелл открыл другую дверь и тоже включил свет – так, что Холден увидел, что это ванная комната.
Силия стала читать письмо. Она читала краснея, но не поднимая глаз и не меняясь в лице.
А тем временем доктор Фелл, в каменной неподвижности постояв на пороге ванной, выключил свет и закрыл дверь. Он повернулся кругом, поднял свою косматую голову. И…
– Нет! – вскричала вдруг Силия. – Нет! Нет! Нет!
Холдена, пытавшегося наблюдать за ними обоими одновременно, от неожиданности бросило в жар.
Спохватившись и взяв себя в руки, Силия сказала:
– Прошу прощения. Но это имя…
– Какое имя?
– Человека, в которого была влюблена Марго. – Изумление, недоверие (быть может, смирение?) сквозило в голосе Силии. – «Иногда мне достаточно просто снова и снова повторять твое имя!» И здесь оно упоминается, наверное, раз шесть. – Силия задумалась, очевидно погрузившись в воспоминания. – Но это объясняет… это объясняет все! Дон, ты читал это письмо?
– Я начал, но тут как раз пришли вы с доктором Феллом. Ну и кто же эта свинья? Скажи!
Но тут, словно полицейский с ордером на арест, на пороге появился молодой врач в сопровождении двух санитаров с носилками. Деликатно постучав по открытой двери, он поинтересовался:
– «Скорую» вызывали?
Холден мотнул головой куда-то назад. Вновь прибывших встретил доктор Фелл, причем он тотчас же закрыл за ними дверь, и до слуха остальных донесся его громогласный речитатив.
Однако вслед за медиками по лестнице понимался еще кто-то. Вскоре в дверном проеме обрисовалась огромная сутулая фигура доктора Эрика Шептона, слегка запыхавшегося и с неизменной летней шляпой в руках и нимбом седых волос вокруг лысины. Любезный взгляд и упрямо сжатый рот чем-то неуловимо отличались от виденного Холденом на детской площадке.
– Силия, моя дорогая! – начал с порога доктор Шептон.
Силия не обратила на него внимания.
– Сначала это кажется невероятным! – проговорила она, глянув еще раз на письмо и принявшись складывать его гармошкой. – Но так ли это невероятно? Если вспомнить Марго? Нет. Это до ужаса верно.
– Но… Силия, дорогая!
Силия очнулась.
– Вы всю дорогу в машине не хотели говорить со мною, – продолжал полунасмешливо старый доктор. – Да и я, признаться, не очень-то люблю беседовать в присутствии посторонних, например мистера Херст-Гора. Но я всего лишь сельский врач. Я, наверное, совершаю гораздо больше ошибок, чем хотелось бы думать. И если я где-то ошибся…
– Доктор Шептон, – Силия широко раскрыла глаза, – Неужели вы думаете, что я обижаюсь на вас?
Доктор явно удивился:
– А разве нет?
– Я лгала, – сказала Силия с невыразимым спокойствием, скрывавшим боль. – Что же могли подумать вы, да и любой порядочный человек? Они, наверное, арестуют меня, и бог видит, что я это заслужила. – Она на мгновение прикрыла рукой глаза. – Но почему, почему вы не сказали мне?
– Потому что так было правильно, – сказал доктор с резкостью, уничтожившей всю его любезность. – И плевать я хотел на лондонских детективов, я и сейчас считаю, что был прав.
– Доктор Шептон, если бы вы только сказали мне!
Дверь в соседнюю комнату открылась.
У Холдена не было времени ломать голову над значением этих таинственных речей, хотя от него не ускользнули нотки боли и гнева в ее голосе.
Из соседней комнаты на носилках вынесли Торли Марша, до подбородка укрытого белой простыней. Торли так и не приходил в сознание. От его судорожных вдохов простыня часто вздымалась.
Молодой доктор мрачно обернулся к доктору Феллу:
– Надеюсь, вы понимаете, сэр, что нужно поставить в известность полицию?
– Сэр, – встрепенулся доктор Фелл, – разумеется! И можете положиться на мое слово – я самолично доложу в полицию. А что он?
– Не очень-то.
– Что ж, я имею в виду…
– Примерно один шанс из десяти. Осторожней, ребята!
«Нет, не могу я больше слышать эти стоны! – подумал Холден. – Возможно, конечно, Торли ничего не понимает и ничего не чувствует, может быть, он бродит где-то в потемках собственного сознания. Но даже в беспамятстве человек не может стонать просто так».
Силия, снова прикрыв рукою глаза, отвернулась, когда Торли выносили на лестницу. Никто не проронил ни слова. Когда его унесли, по лестнице, поминутно оглядываясь, поднялся сэр Дэнверс Локи.
Локи, облаченный в превосходно скроенный синий костюм, в серой шляпе и серых перчатках, с изящной тросточкой, безмолвно остановился на пороге. Скулы его заострились; во взгляде читалась растерянность.
– Если бы мне только сказали! – всхлипывала Силия. – Если бы мне только сказали!
Доктор Фелл, с трудом протиснувшись в дверь, вышел в переднюю. Лицо его пылало от возбуждения, когда он обратился к Холдену.
– Друг мой, все это зашло слишком далеко. Пора кончать. Эта чертова штука… – И он указал тростью на телефон. – В чем дело? Она какая-то дурацкая – никогда не вызывает тот номер, который надо. Может, у вас лучше получится? Наберете? – прогремел доктор Фелл, запустив пальцы в волосы.
– Конечно. Какой номер?
– Уайтхолл двенадцать-двенадцать.