— Видите ли… — промолвил Роджер и обнаружил, к своему неудовольствию, что краснеет.
— У Стеллы нет сексуальной привлекательности, — мистер Паттерсон продолжал снимать все покровы. — Это, конечно, изъян. Но она, знаете, еще может развиться, Она еще зеленая, нужен уход, полив, рыхление. Честно говоря, я надеялся, вы что-нибудь в этом роде для нее сделаете, Шерингэм, но она говорит, что нет.
— Ральф! — вскричала бедная мисс Барнетт, и Роджер с интересом заметил, что лицо ее тоже приобрело красно-бурый оттенок. Он начал понимать, почему Стелле так не хотелось приводить жениха на этот обед.
Оставив в покое невесту, мистер Паттерсон далее очень четко изложил свои взгляды на другие проблемы. Естественно, возник разговор о смерти мисс Барнетт, и хотя Стелла, конечно, не посвящала жениха в то, что Роджер испытывает к этому делу пристальный интерес, мистер Паттерсон какое-то время распространялся по этому поводу и наконец пригвоздил к позорному столбу полицию — за некомпетентность, ибо та не произвела абсолютно самоочевидного ареста.
— Насколько я понимаю, — мягко произнес Роджер, — мисс Барнетт отказывается от наследства, которое досталось ей, поскольку ее тетушка скончалась, не оставив завещания. — Возможно, это было не очень деликатно сказано, но Роджеру слишком хотелось узнать мнение земноводного на сей счет.
— Вздор! — немедленно возразил его мистер Паттерсон.
— Но, Ральф, я…
— Вздор! — повторил мистер Паттерсон непреклонно и повернулся к Роджеру. — У Стеллы сейчас самые смехотворные идеи по этому поводу, но я, разумеется, ей ничего подобного не позволю.
— Правда, Ральф? — печально сказала Стелла. — Все-таки…
— Ни в коем случае. Я уже говорил тебе, что не стоит даже заикаться об этом. Что за глупый каприз! И слышать не хочу!
— Конечно, дорогой, как скажешь, — покорно кивнула Стелла.
Роджер не верил ни глазам, ни ушам своим.
Мистер Паттерсон продолжал излагать свои соображения по поводу неприкосновенности человеческой жизни. Эта старуха, говорил он, мертвая куда полезней живой. Миру от нее не было ну никакого проку, так чего же оплакивать? (Роджер понял, что, если мисс Барнетт живой была обществу бесполезна, польза от ее смерти очень значительна; общество в данном случае олицетворялось в самом мистере Паттерсоне.) Убийца, изъяв ее из мира, осуществил акт высокой социальной доблести. Полиция, возможно, то есть наверняка, — сборище дебилов, но результат ее некомпетентности достоин восхищения — пусть убийца мисс Барнетт подольше наслаждается свободой.
— Как страстный криминалист, — объявил мистер Паттерсон, — хотя до сих пор исключительно академического плана, я отдаю должное этому практику, обладающему столь выраженным чувством социального долга.
— Вас интересует криминалистика? — осведомился Роджер.
— Я ее обожаю, — просто ответил мистер Паттерсон. — Я помню годы жизни и смерти всех знаменитых убийц Англии, включая даты их публичных экзекуций.
К изумлению Роджера, Стелла заметно разволновалась оттого, что ее жених так откровенно высказывается, и стала прилагать все усилия, хотя и безуспешно, чтобы пресечь дальнейшее развитие темы. Наконец в манере той Стеллы, которую, как казалось Роджеру, он успел узнать, она перехватила нить разговора и направила его в безопасное русло атлетики, заметив без всякой связи с предыдущим:
— Собираетесь ли вы посетить университетский матч по регби в этом сезоне, мистер Шерингэм?
— О да, — сказал Роджер, раскусив ее маневр. — Как обычно.
— И вы сами играете?
— Так, когда вокруг мяча свалка, бегаю и делаю вид, что участвую в ней. Моя игра — гольф.
— Правда? Ральф тоже играет в гольф. У него «плюс два».
Роджер, у которого был «плюс один», нечеловеческим усилием воли подавил изумление, которое просто рвалось из него, и взглянул на своего плюгавого гостя с уважением.
— Вот как?
— Ну, я уже, знаете, не в том возрасте, чтобы играть в действительно активные игры, — высказался последний с той мрачной миной, с какой люди бывают вынуждены выслушивать грубую лесть, произносимую прямо в лицо. — Вот раньше я занимался бегом с препятствиями, стипль-чезом.
— Раньше! На самом деле, мистер Шерингэм, всего лишь в прошлом году Ральф выиграл…
— Замолчи, Стелла!
И Стелла замолкла.
Застольная беседа, однако, продолжилась, и мистер Паттерсон с мистером Шерингэмом до конца обеда мирно обсуждали новости спорта.
Наконец мистер Паттерсон взглянул на часы. Его манера прощаться по простоте и бесцеремонности не уступала его манере здороваться.
— Должен успеть на поезд, — сказал он и удалился.
— Ральф живет в Танбридж-веллсе, — так, словно этим все объяснялось, сказала Стелла.
Роджер возвращался в Олбани с помутненным сознанием. Чем старательней он пытался понять происшедшее, тем больше уважения чувствовал к чахлому молодому человеку, к тому же Стелла, освободившись из-под его чар, быстро вернулась к своему обычному «я» и безжалостно придушила несколько попыток завязать разговор.
«Эта девица положительно то доктор Джекил, то мистер Хайд», — думал он озадаченно. Вот она сидит, в уголке такси, в своем нефритовом одеянии. Неужели она и вправду любит этого типа? Как такого можно любить? Вздумай такой лягушонок ухаживать, поручусь, можно ставить что хочешь: Стелла Барнетт не отзовется. И все-таки…
Подумать только, ведь она была воплощенная покорность…
Какой магией этот тип подчинил ее своему почти гипнотическому влиянию? Ему стоило только пальцем шевельнуть, и она покорно кланялась, виляла хвостиком, да еще так, словно для нее это одно удовольствие, — и ни кусочка сахара в награду! Уму непостижимо.
— Держите их в строгости, — вздохнул Роджер. — Но, Боже милосердный, кто бы подумал, что Стелла клюнет на такое убожество? Черт бы подрал это земноводное!
Мистер Шерингэм был явно не в духе.
После обеда Роджер предпринял отчаянную попытку совладать с первой главой нового романа, однако к пяти часам сдался. Перегруженный мозг — столько проблем сразу — отказался сосредоточиться на этой непосильной задаче. Под осуждающим взглядом Стеллы Роджер уныло выпил чаю и почти силой выдворил ее из квартиры. Ему хотелось поразмыслить.
Уютно устроившись в своем мирном одиночестве, он выбросил из головы всех пучеглазых молодых людей и сосредоточился на действительно важной задаче.
Было бы неверным сказать, что к этому времени Роджер окончательно изъял имя миссис Эннисмор-Смит из списка подозреваемых. Алиби, которым снабдил ее муж, как доказал Роджер, было небезупречно. Она все еще выделялась среди жильцов «Монмут-мэншинс» своими психофизическими и интеллектуальными возможностями, теоретически позволявшими ей убить мисс Барнетт. Но только теоретически. Роджер прекрасно об этом помнил.