Стук в дверь отвлек капитана.
– Да-да, войдите, – разрешил он.
На пороге каюты выросла ладная фигура стражника. Грегори смутно припоминал этого человека, но из-за головной боли не мог сосредоточиться.
– Прошу прощения за столь поздний визит. Уильям Барри, – представился военный, – начальник конвоя. Мои люди сопровождали партию заключенных, в которой была женщина.
– Чем могу быть полезен? – удивился Грегори, разглядывая подтверждающий личность Уильяма Барри документ.
– Простите, капитан, но я забыл вам передать вот это, – Барри протянул Уайтлоу запечатанный сургучом свиток.
– А это что? – спросил Грегори.
– Я не проинформирован о его содержании.
– Присаживайтесь, – кивком Грегори указал на прикрученный к полу табурет.
– Благодарю вас, но я тороплюсь, – отказался начальник конвоя. – Прошу меня простить, – он замялся и опустил глаза, – совсем закрутился. Надеюсь, вы никому не расскажете про мою оплошность?
Капитан сломал сургуч и развернул свиток, в котором ему предписывалось во время плавания уделить особое внимание состоянию здоровья заключенной Заред Корвин. О выполнении приказа подобало составить письменный рапорт и отчитаться в трехдневный срок. Под текстом стояла размашистая подпись. Монограмма была незнакомой, но ее заверял оттиск малой королевской печати.
«Дьявол вас побери!» – мысленно проклял капитан законников, усложнивших ему и без того нелегкую жизнь.
– Что же ты раньше?.. – вырвалось у Грегори.
– Простите, сэр! – опустил голову Уильям Барри. – Теперь я могу идти?
– Да, идите.
Как только начальник конвоя ушел, Уайтлоу вызвал вахтенного и приказал привести старпома. Проклиная губернатора, набросил на плечи мундир и, не в силах оставаться на месте, стал мерить каюту шагами. Девушку нужно было вернуть назад, и, чем скорее, тем лучше. Пока эта скотина губернатор не причинил ей вред. В том, что господин Мигель затеет что-нибудь эдакое, Уайтлоу не сомневался.
* * *
Особняк губернатора находился неподалеку от побережья, на возвышении. Когда-то тут шумела дубовая роща. Рощу давно вырубили, оставив лишь строй тенистых великанов в саду. Со стороны фасада располагалась площадь, украшенная внушительных размеров клумбой, где росли фиолы – высокий кустарник с красивыми фиолетовыми цветами. Первый этаж дома облицовывали плиты из розового мрамора, для отделки второго использовались голубые. На окнах стояли позолоченные решетки, но встречались закрытые одними лишь ставнями. Убранство помещений ничуть не уступало внешнему лоску: мебель, паркет – все было изготовлено из ценных пород дерева, канделябры и держатели факелов сверкали позолотой.
Конвоиры передали девушку слугам. В бордовых ливреях, белых париках и темно-зеленых чулках, они напоминали Заред пестрых лесных петухов-серпохвостов. Таких же нарядных, но неимоверно глупых.
Слуги проводили девушку в просторное помещение на первом этаже; тут стоял чан с горячей водой, на скамейках лежали свежие полотенца, платье и целая охапка цветов. Корвин знала, что, если такие цветы опустить в воду и растереть в руках, получится много душистой пены.
– Его Высочество грязных не любит, – предупредил Заред слуга с остроскулым трапециевидным лицом. – Так что давай по-быстрому, если не хочешь неприятностей.
Другой слуга – рыхлый и круглолицый – стоял молча, с нескрываемым интересом разглядывая новую забаву господина Мигеля.
В купальне парило, и по лицам одетых в ливреи мужчин тек пот. Несмотря на явное неудобство, слуги уходить не торопились.
– Ослепнуть не боитесь? – намекнула Заред. В ее голосе звучала угроза, что показалось слугам забавным.
– И не такое видели, – подал голос полнолицый.
Заред зачерпнула ковш горячей воды и со словами «вот и скучайте в другом месте» плеснула ею в ухмыляющиеся лица мужчин. Опешив от такого поворота, слуги разразились громкой бранью. Просклоняв Заред на все лады, они все же вышли вон.
Оставшись наконец-то одна, Заред сбросила платье, рубаху и с наслаждением забралась в горячую ванну, растерла цветы, и вскоре вся поверхность воды покрылась толстым слоем душистой пены. Девушка прекрасно понимала, зачем ее моют и наряжают. Однако, как ей казалось, возможность остаться тут, в Мерселе, предпочтительнее, чем ублажать охранников в колонии.
Она намылила голову и плечи, потерла губкой грудь. Горячая вода действовала успокаивающе. Аромат цветочной пены дурманил голову, скрадывая явные недостатки губернатора, делая их несущественными: толстый, лысый – да мало ли таких!
Впервые с момента заключения под стражу Заред удалось расслабиться. Она прекратила думать о губернаторе и вернулась к темноглазому узнику по имени Ланс. Заред вообразила, как сильные мужские руки гладят ее грудь, живот, спускаются ниже. Попыталась представить, каково это – лежать в его объятиях.
По телу прокатилась волна возбуждения, Заред обвела пальцами соски, затем опустила руку вниз и задвигала ею в постепенно возрастающем ритме…
Закончив купание, пленница вытерлась широким полотенцем и надела ярко-красное платье, лежавшее на лавке. Так совпало, или все это время за ней наблюдали, но, как только она прикрыла наготу, в купальню без стука вошли все те же двое слуг. Они молча отвели Заред на второй этаж и закрыли в комнате с высоким потолком.
Девушка обвела помещение взглядом. Напротив окна стояла широкая кровать, пристроившийся рядом стол ломился от яств. В натертый до блеска пол разве что нельзя было смотреться, так он сверкал. Освещали помещение восемь факелов, по два на каждой из стен. Слева от входной двери красовалось масштабное полотно, на котором бесстрашный рыцарь расправлялся с выводком черных гоблинов.
Заред взяла яблоко, откусила кусочек и подошла к холсту, чтобы рассмотреть его внимательнее. На заднем плане художник нарисовал привязанную к дереву дородную пастушку. Крутые бедра пленницы стягивала набедренная повязка, волны густых черных волос прикрывали тяжелую грудь. Пастушка с испугом и одновременно с надеждой в глазах взирала на храброго рыцаря, потрясающего мечом; гоблины в ужасе разбегались, лишь двое из них пытались сопротивляться. «Видимо, для приличия», – подумала Заред. Лицо рыцаря показалось ей неуловимо знакомым, чем-то оно напоминало… губернаторское! Однако на этом сходство картинного героя и городского главы заканчивалось. Рыцарь был плечистее, не страдал шестимесячным животом, его золотые кудри выбивались из-под шлема, в противовес отмеченному залысинами черепу господина Мигеля. Корвин всего два раза видела черных гоблинов. Лесной народец вел скрытный образ жизни, избегал людей и уж точно не испытывал нужды красть пастушек.
«Какая чушь!» – хмыкнула Заред, закончив разглядывать льстивое полотно. Она доела яблоко и подошла к столу, соблазнившись лиловой виноградной гроздью. В этот момент щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в спальню ввалился губернатор.