– Эй, ты кто такая? – бесцеремонно окликнули ее. Аня обернулась и оказалась лицом к лицу с той самой стриптизершей. Даже сейчас, при ярком свете, без грима и костюма Эдик был поразительно похож на барышню. Анна растерялась, не зная, как себя вести и как к нему обращаться. Или все-таки к ней? Так как одет он был в изящный розовый халатик, то Анна решила, что перед ней все-таки женщина…
– Эй, подруга, ты что, оглохла, что ли?
– Нет, простите, то есть – здравствуйте…
– Я тебя спрашиваю, ты кто такая? – повторил Эдик настойчиво, не обращая внимания на робкое приветствие.
Аня затравленно посмотрела ему в глаза, собираясь с духом. Во взгляде высокой блондинки в розовом смешались самые разнообразные чувства: неудовольствие, раздражение и чисто женское любопытство – так может смотреть только одна женщина на другую: внимательно, цепко, подмечая мельчайшие детали лица, фигуры, одежды и макияжа, замечая и примеривая на себя чужие достоинства и оценивая недостатки. Это почему-то добавило Анне смелости, и она спросила:
– Можно мне с вами поговорить?
– Поговорить? – Блондинка удивленно подняла безупречно подкрашенные брови. – Разве мы с тобой знакомы, милочка?
– Простите, не знаю, как вас правильно называть, но вы ведь Эдуард Морье?
Блондинка хмыкнула:
– Можно и так сказать, но мне больше нравится Эмма. Откуда ты знаешь мое имя?
– Вот об этом я и хочу с вами поговорить.
– Ну что же, давай поговорим. Только быстро – у меня мало времени. Тебя саму-то как звать?
– Аня.
– Ладно, Аня, выкладывай, что тебе надо. – С этими словами Эмма скрылась за ширмой.
– Ты журналистка? – послышался оттуда ее голос.
– Нет.
– А кто тогда?
– Долго объяснять. Возможно, то, что я скажу, покажется вам странным, но придется вам поверить мне на слово…
– Что-то ты мутно рассуждаешь, Аня, тебе не кажется? – спросила Эмма, высунув голову из-за ширмы и пристально глядя на Анну. Вслед за головой появилась и вся Эмма целиком. Вместо халата на ней было короткое кожаное платье. Анна вдруг поняла, что отличает Эмму от обыкновенной женщины – гипертрофированная, помноженная на двадцать женственность.
Эмма уселась на стул напротив Ани, откинулась на спинку и небрежно закинула ногу на ногу.
– Слушай, русалочка, – сказала Эмма, намекая на ее серебристое платье и длинные волосы, – сядь вон в то кресло и скажи наконец, что тебе от меня надо. Ей-богу, у тебя такой вид, точно ты задумала какую-нибудь гадость. Не будь ты такой маленькой, я бы даже испугалась.
Эмма заразительно рассмеялась собственной шутке, хотя была не так уж далека от истины: то, что собиралась ей сказать Аня, вряд ли можно было назвать приятной новостью.
– Ты почти угадала, – улыбнулась Анна, – я действительно пришла предупредить тебя об опасности.
– Вот как? И что же мне, по-твоему, угрожает? – сразу насторожилась Эмма.
– Скажу, если ты ответишь мне на один вопрос.
– А ты не слишком много хочешь? Ладно, спрашивай.
Анна достала из сумочки медальон и протянула Эмме. Та лишь мельком взглянула на украшение и пожала плечами.
– Ну есть у меня такая штука, только камень другого цвета – фиолетовый, аметист, кажется. И что в этом странного?
До сих пор Анна в глубине души надеялась, что все ее предположения и догадки не более чем череда нелепых совпадений и никакого Собирателя, жестокого серийного убийцы, на самом деле не существует. Теперь, когда она нашла Эдика, воспользовавшись злополучной запиской, и убедилась, что он тоже владеет одним из медальонов, она испугалась по-настоящему. Сомнений не осталось: все они – будущие жертвы… Она почувствовала, как похолодели руки и заколотилось сердце.
– Ты что, заснула? – услышала она голос Эммы.
– Извини, просто задумалась. Скажи мне, откуда у тебя этот медальон?
– Здрасьте-пожалуйста, ты же говорила, что задашь только один вопрос! Черт с тобой, какая-то ты малахольная: мать мне его подарила, понятно? Наказала не продавать, что-то еще про дедово наследство сказала и все такое. Дескать, удачу приносит… Я в это не верю, но раз уж ей так захотелось перед смертью – делать нечего, не продаю. А ты купить, что ли, хотела? Как же я сразу-то не догадалась! Только вряд ли у тебя найдется столько «зелени», даже если бы я и решила его продать.
– Откуда ты знаешь?
– Да я один раз не выдержала, понесла его к оценщику, в ломбард – очень уж дела в то время хреново пошли, деньги были нужны позарез… Ну так вот он чуть очки не проглотил от радости, когда медальон увидел. А потом такую сумму назвал, что ее и повторить-то можно только шепотом.
– Давно ты ее носила?
– С полгода назад, не меньше. А продать так и не продала – кто ж эту заразу за такие деньги купит, а продешевить жалко. Так ты точно покупательница? Как пить дать – тебя оценщик подослал!
Эмма выжидательно уставилась на Анну, довольная собственной проницательностью.
– Жаль тебя огорчать, – мягко возразила Аня, – но я вовсе не собираюсь покупать твой медальон. Я понимаю, что ты видишь меня первый раз в жизни, но постарайся понять и поверить тому, что я сейчас скажу: твой амулет может подвергнуть тебя смертельной опасности. Я нисколько не преувеличиваю – под угрозой твоя жизнь. Тот, кто охотится за этим медальоном, уже убил двоих и ни перед чем не остановится…
Эмма вскочила и заметалась по комнате. Она носилась взад и вперед, резко разворачиваясь и тыча в нее указательным пальцем.
– Ты совсем спятила! – взвизгнула она. – Заявляешься неизвестно откуда и несешь какую-то околесицу. Если ты хочешь меня запугать, то ничего у тебя не выйдет!
– Я не сумасшедшая и говорю правду, – продолжала стоять на своем Аня. – Одна из жертв была моей подругой…
Что-то в голосе Ани заставило Эмму поверить ее словам. Она растерянно спросила:
– Что же мне теперь делать?
– Тебе нужно срочно сматываться из города. Лучше прямо сегодня.
– Куда же я поеду? У меня здесь работа, квартира, друзья наконец!
Анна поморщилась: почувствовав опасность, Эмма была на грани срыва, чисто женской истерики. Еще немного, и она примется визжать и плакать. Аня сделала слабую попытку успокоить ее и заставить действовать.
– Эмма, не заводись, пожалуйста. – Аня изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал ровно и уверенно. – Тебе не придется уезжать надолго, максимум – на один-два месяца. Ну, придумай что-нибудь с работой, попроси творческий отпуск, скажи, что у тебя тетка заболела…
– Я все равно тебе не верю! – упрямо выкрикнула Эмма и с вызовом уставилась на Анну. Терпение у той лопнуло, она поднялась с кресла, направилась к выходу, устало бросив на ходу: