Посвященная внезапной смерти профессора Хаскинса, светила науки и уважаемого жителя Бостона, статья занимала целую полосу. После краткой биографической справки, касающейся его заслуг и многочисленных титулов, шло подробное описание всех трагических событий, произошедших до, во время и после торжественного приема, устроенного в честь профессора. Подробно, чуть ли не поименно, перечислялись все присутствующие лица, имеющие хоть какой-нибудь вес в Дэнверсе. Аня бегло пробежала длинный список имен, которые ей ничего не говорили. Все, кроме одного. В числе прочих упоминалась мисс Дороти Спарк, и Аня сразу же вспомнила похожую на Пиковую Даму директрису колледжа. Впрочем, ее присутствие на банкете ничего не меняло. Гораздо больше Аню заинтересовало упоминание о том, что сам умерший профессор, который, как выяснилось, занимался археологией, накануне приема успел сделать необычное и весьма загадочное сообщение, над смыслом которого до сих пор ломали голову многие. В частности, он заявил, причем с очень таинственным видом – эти слова в статье были выделены жирным курсивом, – что намерен провести на следующий день пресс-конференцию, где сообщит о сенсационном открытии, которое сделает Дэнверс самым знаменитым местом на земле.
Прочитав эти строки, Аня не удержалась и присвистнула, выражая свое изумление, чем вызвала неудовольствие почтенной дамы в массивных старомодных очках за соседним столиком. Поймав ее возмущенный взгляд, Аня покраснела, пробормотала извинения и уткнулась носом в газету.
Помимо текста, в статье имелась большая фотография профессора. С не очень четкого снимка на Анну смотрел седой, но крепкий старик в хорошо сшитом костюме и мягкой светлой шляпе. Глаза мистера Хаскинса тонули в тени, отбрасываемой ее широкими полями, но, тем не менее, Анна сумела разглядеть выражение проницательности и иронии, таившееся в уголках. Подпись под снимком гласила, что это одна из последних фотографий ученого, сделанная в декабре прошлого года. Единственный вывод, который Анна сочла полезным для себя, заключался в том, что профессор, несмотря на преклонный возраст, сохранил ясность своего блестящего ума. Об этом говорили его глаза, и это означало, что его заявление о сенсационном открытии в Дэнверсе заслуживало пристального внимания. Профессор знал, что говорил, теперь Анна в этом не сомневалась. Но что это за открытие – вот что не давало ей покоя. Не из-за него ли пострадал великий ученый, точнее, его тело, лишившееся головы? Аня чувствовала, что ответ на этот вопрос может многое прояснить. Вот только кто в состоянии на него ответить? Она была уверена, что желающих докопаться до истоков загадочного заявления нашлось немерено, но, судя по тому, что загадка так и осталась неразгаданной, успеха никто не добился. Или добился, но скрывает результат?
Анна задумчиво кусала губы, размышляя над всем этим. Ее взгляд бесцельно блуждал по раскрытой газетной странице, время от времени останавливаясь на фотографии. Так продолжалось до тех пор, пока ее внимание не привлек фон, на котором был снят профессор. Она еще раз прочла подпись под фотографией. Интересно, значит, этот шикарный особняк позади мистера Хаскинса – его дом, в котором он прожил последние пятнадцать лет? А почему бы ей не попробовать…
Светло-зеленый «Форд» сделал очередной поворот и плавно затормозил у тротуара. Анна еще раз сверилась с фотографией в газете, которая лежала на соседнем сиденье. Все правильно, дом тот самый. Анна записала адрес, который прочла на табличке, сунула бумажку в карман и снова тронула машину с места. Посещение родственников профессора она наметила на завтра. Поиски нужного дома заняли весь остаток дня, и на улице уже темнело. Являться в чужой дом с вопросами на ночь глядя – дурная идея, которая вряд ли приведет к нужному результату, поэтому она решила набраться терпения и покатила в Дэнверс.
Вечер прошел славно и уютно. Странно, но здесь, так далеко от ее родины, она чувствовала себя как дома. Может быть, потому, что рядом были люди, любящие ее и любимые ею, те, кто не требовал от нее за свою любовь каких-то особенных поступков, не требовал притворяться счастливой, когда ей этого не хотелось. Они просто делились с ней своим теплом, просто так, ни за что. И Анна понимала, что именно им, если понадобится, она отдаст все, что у нее есть, все, до последней капельки.
А ночью Леля опять кричала во сне. На этот раз Аня не удивилась, услышав приглушенный стон, разбудивший ее среди ночи. Она вошла в спальню к девочке и присела рядом с ней на кровать, всматриваясь в искаженные мукой черты. Понять, что пугает ребенка во сне, было невозможно. Леля постоянно повторяла одни и те же слова, прося кого-то невидимого не делать этого. Чего? Понять это из бессвязного лепета Анна не смогла, хотя просидела возле девочки почти до рассвета.
По пути в больницу на следующее утро Анна завернула в маленькую лавочку, торгующую игрушками ручной работы. Еще накануне она заметила в витрине очаровательного медвежонка, чем-то похожего на Ники. Медвежонок, сшитый из голубого меха, грустно смотрел на прохожих сквозь стеклянную витрину большими печальными глазами. Продавец сказал, что этот мишка выполнен в единственном экземпляре известным бостонским кукольным мастером, но, к сожалению, у медвежонка имеется небольшой дефект – один лоскуток меха немного отличается по цвету от остальной шкурки, поэтому зверушку продают с большой скидкой. Анна задумалась. Ей не хотелось дарить Ники бракованную игрушку, пусть даже и от известного художника, но, взглянув еще раз в грустные карие глаза медвежонка, она решилась – медвежонок был очень обаятельным.
Она предвкушала, какое удовольствие получит Ники от ее подарка, но тут оглушила новость: Ники увезли на операцию… Внезапно образовалось окно, объяснила медсестра, а мальчик был полностью готов, хотя оперировать его планировали только через день. Поэтому его срочно положили на операционный стол, операция идет уже два часа: через несколько часов будет известен результат.
Прижимая к груди игрушку, Анна обессиленно прислонилась к стене в больничном коридоре, тупо глядя прямо перед собой застывшими глазами. Она готовила себя к тому, что Ники будут оперировать, но эта внезапная перемена планов ударила ее как обухом по голове.
Она очнулась только тогда, когда почувствовала, что ее настойчиво теребят за рукав и, словно проснувшись, посмотрела слегка затуманенным взглядом на темнокожую полную женщину в белом халате.
– Вы в порядке? – спросила та.
– Да. Извините, я на минутку задумалась и не слышала, как вы подошли, – смущенно улыбнулась Анна.
Женщина неожиданно засмеялась:
– Вы говорите, на минутку? Милая, вы простояли здесь три часа, и я прошла мимо вас минимум раз пятнадцать за это время. И ни разу вы меня не заметили. Стояли тут неподвижная, бледная. Я уж подумала, что у нас в клинике завелось привидение. – Женщина снова засмеялась, довольная собственной шуткой.
Аня через силу улыбнулась, чтобы не показаться невежливой.
– А почему вы не спрашиваете меня, как прошла операция? – строго спросила врач.
– Какая операция? – оторопела Анна. В горле у нее моментально пересохло, голос прозвучал хрипло и очень тихо.