– Деточка, с вами точно все в порядке? – всерьез забеспокоилась женщина.
Анна посмотрела на нее и встретила усталый взгляд с насмешливым всеведением на дне и понимающую улыбку с грустинкой в уголках рта.
– Что с Ником? – выдавила она. – Где он?
– В реанимации, где ж ему быть после операции? Не хотите на него взглянуть?
– А я могу?
– Ну, если одним глазком, то…
– Господи, пожалуйста, проводите меня к нему! – взмолилась Анна. – Я заплачу вам!
– Ты эти глупости брось, – неожиданно строго сказала женщина. – Вы, русские, такие странные… – Она покачала головой и повернулась, предполагая, что Анна сама догадается последовать за ней.
Ник, весь оранжевый от йода и аккуратно запеленутый ниже пояса в зеленую стерильную ткань, лежал на животе с закрытыми глазами. Анна прислушалась, не сводя с него глаз: дышал он тихо, но ровно. Впервые она позволила себе прислушаться к внутреннему голосу, чтобы узнать будущее мальчика. Она поняла, что операция прошла успешно и с этой стороны Нику ничто не угрожает. Заглядывать дальше она не решилась, не желая искушать судьбу.
Отпущенное ей время истекло. Толстуха-докторша подавала ей от двери отчаянные знаки, призывая немедленно покинуть палату. Анна кивнула, бросила на спящего после наркоза малыша последний взгляд, усадила на тумбочку голубого медвежонка и прошептала, обращаясь к нему:
– Смотри, береги своего маленького хозяина!
Медвежонок старательно таращил на нее глаза, выражая полную готовность выполнить поручение.
– Могу я поговорить с Абигейл Хаскинс?
Простой вопрос как будто удивил высокую стройную девушку, открывшую Анне дверь.
– А кто вы? – спросила девушка настороженно, покусывая белоснежными зубками пухлую нижнюю губу, слегка оттопыренную, как у обиженного ребенка.
Аня растерялась, прежде всего от того, что никак не могла сообразить – кто перед ней. Горничная? Родственница профессора? Соседка? Она знала только имя профессорской жены, в газете не была напечатана ее фотография и ничего не говорилось о ее внешности и возрасте. Эта девочка, учитывая весьма преклонный возраст ученого мужа, вряд ли могла оказаться его супругой – ей было не больше девятнадцати. У нее было приятное лукавое лицо с пухлыми губами. Она выглядела свежей и чистенькой, как после стирки. Короткие, слегка волнистые волосы забавно топорщились во все стороны. Нет, это никакая не жена, скорее дочь, а то и вовсе внучка. Но Анна ошибалась. Это была именно жена Шона Хаскинса.
Прежде чем представиться незнакомой гостье, девушка, пристально разглядывая Анну пытливыми светло-карими глазами, несколько раз уточнила, не является ли гостья журналистом или кем-нибудь еще в этом роде. Судя по всему, эта братия здорово достала вдову, так как она не успокоилась, пока не перебрала все существующие профессии, имеющие хоть какое-то отношение к средствам массовой информации, начиная от фотокорреспондента и кончая… Впрочем, Анне, на которую вопросы сыпались как из рога изобилия, в какой-то момент показалось, что это не кончится уже никогда, и она даже пожалела, что встретившая ее просто не захлопнула с самого начала дверь перед ее носом.
Когда девушка задала сто первый вопрос и убедилась, что Аня не собирается писать книгу, статью или снимать сюжет для вечерних новостей, она немного расслабилась и спросила:
– Так кто же вы тогда?
Анна, здорово измотанная допросом, уже не склонна была соблюдать особые церемонии и, вместо ответа, довольно нахально пошла в контратаку, устало спросив:
– А вы-то кто?
– Я?! – Русые бровки скрылись под короткой челкой – так высоко вскинула их от удивления блондинка. – Я Абигейл Хаскинс, вдова профессора.
Анна невольно повторила гримаску девушки – ее брови сами собой поползли вверх. Она ожидала чего угодно, только не этого. Закашлявшись, чтобы скрыть смущение, Аня пробормотала:
– Очень приятно. Вы-то мне и нужны.
– Хм! – рассерженно фыркнула девушка. – В последнее время я всем нужна до зарезу. Надеюсь, вы не его дальняя родственница, которая прибыла отхватить себе кусочек наследства? Если так, то имейте в виду, что я его единственная наследница и…
– Я не по этому поводу, – перебила ее Анна, опасаясь, что девушка начнет методично перечислять возможные степени ее родства с профессором, как до этого разбиралась с ее принадлежностью к прессе.
– Тогда что же вам надо? Я вас никогда раньше не видела, – нахмурилась Абигейл.
«А что ты вообще успела увидеть, если вашему браку не больше года», – неприязненно подумала про себя Анна.
– Может быть, вы пропустите меня в дом и мы спокойно поговорим? – предложила она, улыбаясь как можно дружелюбнее.
– Вы думаете, стоит? – спросила Абигейл без тени иронии.
Анна бросила на нее заинтересованный взгляд, обдумывая, действительно ли Абигейл так глупа или все же притворяется. Глаза девушки, бесспорно, красивые, казались то ли сонными, то ли отрешенными. С вялым подбородком и некоторой заторможенностью в движениях, медлительных, но исполненных достоинства, она выглядела непонятной, даже немного загадочной, но Анне почему-то показалось, что томность девушки имела вполне естественное объяснение: она просто была глуповата и патологически ленива.
За то время, пока Анна пришла к подобному выводу, Абигейл приняла решение и нехотя посторонилась, добавив неожиданно сварливым тоном:
– Не понимаю, зачем все это нужно.
– А я вам объясню, – лучезарно улыбнулась Анна. – Мне довелось работать с известным коллекционером Джошем Грином, который много рассказывал о вашем муже…
– Джош?! Вы знакомы с мистером Грином? – внезапно оживилась Абигейл.
Глаза ее засветились радостью, на мгновение утратив сонное выражение. Анне, изумленно наблюдавшей за этими метаморфозами, показалось, что Абигейл вот-вот захлопает в ладоши, подпрыгивая на месте, как школьница, притащившая из школы пятерку по нелюбимому предмету. Конечно, Аня надеялась, что имя мистера Грина может оказаться известным в этой семье – Джош пользовался заслуженной славой по всей Америке и далеко за ее пределами, но такой реакции она, признаться, не ожидала. Имя мистера Грина произвело поистине магическое действие. Едва услышав его, Абигейл совершенно преобразилась. Она схватила Анну за руку и, радостно хихикая, потащила за собой через просторный холл в громадную гостиную с таким блестящим и скользким паркетом, что Анна, едва ступив на него, заботилась только об одном – как бы не растянуться на этом великолепии. Абигейл, видимо, уже наловчилась передвигаться по этому «катку» и, не снижая скорости, тащила Анну за собой по направлению к шикарному дивану, обтянутому нежнейшей кожей алого цвета. Не устояв-таки на ногах, Анна со всего размаху плюхнулась на мягкие подушки и, чертыхаясь про себя, попыталась придать своему лицу безмятежное выражение, будто такие забеги на выживание для нее привычное дело.