Год обезьяны | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Что происходит? — спросила она. — Почему вы так замерли? Вы разве знакомы? Что случилось?

Муслим стоял, словно пригвожденный к полу. Даже если бы в помещение ударила молния и появился сам ангел с крыльями за спиной, то и тогда он был бы удивлен гораздо меньше, чем одним словом, которое произнесла Вера. Она сказала: «Мама». Эта женщина, которая стояла перед ним в таком элегантном пальто и изящной шляпке, была той самой Женщиной, с которой он встретился далеким летом восьмидесятого года. А стоявшая чуть ближе Вера была ее дочерью и той самой женщиной, которую он любил холодной зимой девяносто второго. Все смешалось в его голове.

— Это вы? — спросил Муслим, обращаясь к матери Веры. — Неужели это вы, Марина Борисовна? Сколько лет прошло с тех пор?

— Двадцать четыре, — сразу ответила она, — наша встреча произошла в год Московской Олимпиады, если вы помните. Ровно двадцать четыре года назад.

— Мама, кто этот человек? — спросила Вера Дмитриевна. — Ты можешь мне что-нибудь объяснить?

— Это тот самый мужчина, о котором я тебе рассказывала, — пояснила мать, глядя на Муслима, — тот самый молодой офицер, который должен был получить назначение в Афганистан. Мы увиделись с ним летом восьмидесятого в отеле «Москва».

— Ты говорила, что он погиб, — дрогнувшим голосом произнесла Вера Дмитриевна. — Я точно помню, что ты так говорила.

— Я наводила справки, — ответила мать. — Мне сказали, что он получил тяжелое ранение и умер в госпитале. Я даже получила официальное извещение…

— Это был другой Сафаров. Григорий Сафаров из Ростова-на-Дону, — пояснил Муслим. — Его похоронка пошла к нам домой, а мое письмо отправили его родным. Потом все исправили и разобрались, где и какой Сафаров.

— Ты никогда не говорила мне, как его зовут, — мрачно произнесла Вера.

— Зачем? — спросила мать. — Он оставался только в моей памяти. Я была уверена, что его убили.

— А он воскрес и вернулся к нам через двенадцать лет, — нервно произнесла Вера. — Если бы ты тогда назвала мне его имя, возможно, у нас ничего бы не было.

— О чем ты говоришь? — повернулась к ней мать. — Это тот самый мужчина из Баку, с которым ты встречалась?

— Да, — безжалостно произнесла Вера, — это тот самый. Если бы ты сказала мне его имя, возможно, все было бы иначе…

— Но ты тоже не говорила мне, как его зовут, — возразила мать. — Я думала, что он гораздо моложе. Но как такое могло произойти? Сколько ему было тогда лет?

— Когда мы с ним встретились, мне было только двадцать восемь, а ему тридцать шесть, — быстро произнесла Вера. — Значит, тебе тогда было уже сорок шесть. А когда вы с ним встречались, тебе было… тридцать четыре года, мама, ты была на шесть лет моложе меня нынешней. И ты, — обратилась она к Муслиму, — ты спал… с моей матерью. И после этого посмел встречаться со мной.

— Я не знал, что она твоя мать, — ответил он, чувствуя себя участником какого-то дурацкого водевиля. — Мне было тогда двадцать четыре года, — напомнил Муслим, — а когда я встречался с тобой, мне было уже тридцать шесть лет. И это был мой год. Год Обезьяны.

— И он приехал сюда снова, — ужаснулась Вера, — в третий раз, мама. И первый человек, с которым он встретился, была Наташа.

— Он с ней уже переспал? — спросила гораздо более циничная мать.

— О чем ты говоришь, мама! — повысила голос Вера. — Как вообще ты можешь предполагать подобное?

— Но ты с ним спала, — упрямо напомнила мать, — ты рассказывала мне о своем потрясении, о том, как он тебе понравился. И мы тогда ждали, когда он приедет или хотя бы позвонит.

— И не дождались, — в тон матери подхватила Вера. — А сейчас он стоит перед нами, и мы с тобой заняты глупой перебранкой, пытаясь определить, с кем и когда он встречался. Он как Вечный жид, появляющийся все время в нашей семье. На протяжении последней четверти века…

— Я думала, что он погиб, — медленно повторила мать, — и поэтому не называла тебе его имени. А когда ты сообщила мне, что полюбила молодого человека из Баку, я решила, что это судьба. У меня ничего не вышло, значит, должна была попытаться ты.

— У тебя вышло, — горько заметила Вера, — даже очень вышло. Это я ничего не получила, когда он улетел. Сидела и ждала его телефонного звонка. Как все глупо получилось. Может быть, я была под впечатлением твоих рассказов о встрече с неизвестным лейтенантом из Баку, что позволила себе увлечься именно этим человеком.

— Не нужно меня обвинять во всех смертных грехах, — возразила мать, — никто не мог даже подумать, что все так произойдет.

— Но это произошло! — повысила голос Вера. — Ты можешь себе представить, в какое положение ты меня поставила? Как глупо я теперь выгляжу?

— Не нужно утрировать, — попросила мать, — ничего особенного не произошло. Давай успокоимся и будем решать, как нам действовать дальше…

— Дальше он хочет позвонить Наташе, твоей внучке и моей дочери, — нервно произнесла Вера. — А потом может произойти все, что угодно. В нашей семье, очевидно, есть генетическая предрасположенность к этому типу. Давай закончим этот неприятный разговор, мама. Я даже не знаю, что мне делать. Не знаю, что говорить. Я пойду к гостям, мне трудно с вами оставаться.

Она повернулась и, громко стуча каблуками, прошла в большой зал. Мать проводила ее долгим взглядом и снова посмотрела на Муслима.

— Я действительно рада, что ты выжил, — призналась Марина, — как будто ты воскрес из мертвых. Это так необычно. Как ты живешь, Муслим? Где ты был все эти годы?

— Воевал. Работал. Снова воевал и снова работал. В девяносто втором вернулся сюда еще раз и познакомился с твоей дочерью. Она тогда говорила, что ты находишься в командировке.

— Верно. Меня не было в городе.

— Я могу задать тебе личный вопрос?

— Конечно, — улыбнулась она. — У меня нет от тебя никаких секретов.

— Сколько тебе лет? Сколько тебе лет именно сейчас? По моим подсчетам получается где-то под шестьдесят.

— Не нужно преувеличивать, — усмехнулась она, — это всегда неприятно, а тем более в моем возрасте. Мне только пятьдесят восемь, Муслим. Я думала, что ты меня запомнишь по той единственной ночи, которую мы провели вместе. Но ты ничего не понял. И попытался повторить подобный «трюк» уже через двенадцать лет. И нарвался на мою дочь — холодную и неприступную. Ее ты решил взять длительным измором. Узнавал, где она живет, пытался выяснить, где паркует свой автомобиль, с кем проводит время. У тебя было много возможностей, ты был уже тогда следователем по особо важным делам.

— Ты все обо мне знаешь.