Я с удовольствием смотрел на него.
— Это уже что-то. Что ещё вы вычитали за это время?
— Мало интересного, в основном ненужное. Так что история с сумкой для клюшек не такая уж плохая новость. Последующее её исчезновение интересует нас лишь относительно, потому что нужной нам клюшки в сумке Барстоу никогда не было. Но нас интересует, кто повинен в исчезновении сумки и почему она исчезла.
— Да, конечно! Но вспомните, кто пришёл к вам, чтобы попросить отказаться от награждения и почему. Нам уже известно, что в этой семейке имеются люди со странными идеями.
Вулф погрозил мне пальцем.
— По целой фразе куда легче определить стиль, чем по одному слову. Но, во всяком случае, исчезновение сумки с клюшками со сцены — это прямой и дерзкий вызов, а визит в этот кабинет — поступок пусть и смелый, но продиктованный отчаянием.
— Врачи всё знают о змеиных ядах? — спросил я.
— Да. Этот, как его, доктор Брэдфорд, он ведёт себя довольно откровенно. Мне трижды было сказано сегодня, что он занят и подойти к телефону не может. Похоже, что так будет и дальше. Ты намерен завтра продолжить?
Я кивнул.
— Сначала в загородный клуб, затем к следователю, ведущему дело, потом вернусь в город и навещу доктора Брэдфорда в его приёмной. Жаль, старший Кимболл в отъезде. Мне хотелось бы покончить с этой четвёркой. Как вы думаете, захочет Сол Пензер съездить в Чикаго?
— Это обойдётся в сто долларов.
— Что ж, не такой уж большой кусок от куша в пятьдесят тысяч.
Вулф осуждающе покачал головой.
— Ты любишь транжирить деньги, Арчи. И чаще всего понапрасну. Давай лучше поищем убийцу на расстоянии пригородного сообщения.
— Хорошо. — Я встал и потянулся. — Спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи, Арчи.
На шоссе была точка, откуда хорошо были видны окрестности клуба «Зелёные луга», но с порядочного расстояния. Чтобы добраться оттуда до клуба, надо было свернуть с шоссе в рощу, а из неё по петляющей дороге обогнуть ложбину. Вблизи клуба тоже была роща на вершине небольшого холма. По одну сторону её располагались теннисные корты и плавательный бассейн, а по другую — поля для гольфа, усеянные стартовыми метками, лунками разных форм и величины, а между ними — зелёный ковер бесчисленных лужаек. В клубе было два поля по восемнадцать лунок. Четвёрка Барстоу — Кимболл играла на северном, самом длинном поле.
Когда я приехал, тренера, обедавшего в понедельник у Вулфа, ещё не было, его ждали к одиннадцати. Единственное, на что я мог сослаться, был вчерашний звонок Ларри Барстоу главному управляющему. Тот был со мной любезен и проводил к человеку, ведающему обслуживанием игроков на поле. Подростков, которые меня интересовали, как мне сказали, в это время не бывает, ибо занятия в школах ещё не закончились, и в будние дни они редко сюда заходят в эти часы. Те двое, что были, находились на поле. Я проторчал там около часа, пытаясь найти кого-нибудь, заслуживающего быть записанным в мой блокнот. То, что я уже получил здесь, было, в сущности, ненужной информацией, поэтому я сел в свой родстер и отправился в Уайт-Плейнс.
Кабинет следователя находился в том же здании, что и служба прокурора Андерсона. Я вспомнил, как неделю назад безуспешно пытался заключить здесь пари на деньги Вулфа. Поэтому, подойдя к двери с табличкой «Окружной прокурор», я не удержался и скорчил рожу. Следователя на месте не было, но в его кабинете, к счастью, оказался врач, производивший вскрытие. Он подписывал бумаги. Перед тем как выехать сюда, я позвонил Саре Барстоу, поэтому доктор, узнав, кто я, подтвердил, что Лоуренс Барстоу предупредил его о моём визите к следователю и представил меня как доверенное лицо семьи. Про себя я с удовлетворением подумал, что пока это всё закончится, может статься так, что заносчивый Ларри скоро будет накачивать мне спустившие шины.
Однако с доктором я вытянул пустой билет. Он не сообщил мне ничего нового, чего бы я уже не знал из газет, зато порадовал кучей медицинских терминов, которые не решилась бы напечатать ни одна газета, опасаясь забастовки наборщиков. Я ничего не имею против профессиональной терминологии, потому что без этого не обойтись, но пространные объяснения врача с успехом можно было свести к короткому заключению: о яде ничего определённого не известно, ибо ни в одной из лабораторий анализы не дали ответа. Срезы тканей были направлены также в Нью-Йоркскую лабораторию, но ответа пока нет. Игла как вещественное доказательство находится у прокурора округа, и её предполагают исследовать в другом месте.
— Во всяком случае, — уточнил я, — можно с определённостью сказать, что он умер не от старости или какой-то болезни. А можно ли с той же уверенностью сказать, что он был отравлен, то есть умер насильственной смертью?
Доктор утвердительно кивнул.
— Да, с абсолютной уверенностью. Смерть от сильнодействующего яда. Гемолиз…
— Хорошо. А что вы скажете о враче, давшем в данном случае заключение о смерти в результате коронарного тромбоза?
Доктор выпрямился и застыл, словно его хватил столбняк.
— Я не уполномочен делать какие-либо заключения, мистер Гудвин.
— Я не прошу вас их делать, меня интересует ваше собственное мнение.
— У меня его нет.
— Вы хотите сказать, что оно у вас есть, но вы с ним ни за что не расстанетесь и оставите при себе как память о нашей встрече. Ну, ладно. Всё равно спасибо.
Покидая здание суда, я было подумал, не заглянуть ли ради шутки к адвокату Дервину и попросить ли у него телефон его приятеля Бена Кука. Но моя голова была занята делами поважнее. Когда я наконец снова добрался до клуба «Зелёные луга», было уже за полдень, и я начал подозревать, что день будет неудачным до конца, если мне не повезёт и я не встречусь с доктором Брэдфордом.
Мальчишки, подносчики мячей, вернулись с поля, и мастер представил их мне. Мы быстро договорились: я предложил им бутерброды, бананы и мороженое с пивом, если они посидят со мной где-нибудь в тенёчке. Там и перекусим и попьём пивка. Разумеется, я не оплачу им потерянное время. Они согласились, мы раздобыли еду и нашли подходящее тенистое дерево.
Один из парнишек, худенький, бледный, с русыми волосами, чаще других обслуживал Мануэля Кимболла, а другой был подносчиком мячей у Питера Оливера Барстоу. Это был коренастый, с шустрыми глазами и веснушчатым лицом мальчуган, которого звали Майк Аллен. Мы устраивались под деревом и ещё не приступили к еде, как он вдруг сказал:
— Знаете, мистер, нам не платят.
— Что ты хочешь сказать? Что вы работаете бесплатно?
— Нам не платят, когда мы не на поле. Так что никакого потерянного времени у нас нет. Мы всё равно сейчас не работаем.
— Неужели? Что-то ты слишком честен. Будешь так продолжать, место в банке тебе обеспечено. Ну-ка, ешь свой сандвич!