— И что же ты делала у причала, Милли? Разве ты не должна была помочь миссис Бербридж управиться с бельем?
— Так я же все уже сделала, а то нет, что ли? Она сказала, беги давай. Ну я и пошла помочь Джаго разгружаться.
— Джаго вполне способен сам справиться с разгрузкой. Думаю, тебе лучше вернуться к миссис Бербридж, Милли. Она найдет тебе полезное занятие.
Милли не стала спорить, но попыталась выразить свое отношение к его словам пантомимой: она возвела очи к небу и молча ушла. А Мэйкрофт сказал:
— И что это я всегда разговариваю с Милли, как школьный учитель? Как вы думаете, может, я лучше понимал бы ее, если бы у меня была дочь? И как по-вашему, она и правда может быть счастлива здесь?
Бойд поднял глаза от бумаг и улыбнулся:
— На вашем месте я не стал бы беспокоиться, Руперт. Миссис Бербридж находит, что девочка приносит пользу, и у них установились добрые отношения. Хорошо, когда рядом есть кто-то молодой. Когда Милли надоест на Куме, она уедет.
— Мне кажется, главное, что ее здесь держит, — это Джаго! Она вечно торчит в коттедже «У пристани». Надеюсь, там не возникнет никаких осложнений. Ведь без него будет невозможно обойтись.
— Я думаю, Джаго в силах сладить с подростковой влюбленностью. Если вас беспокоит, не соблазнит ли ее Джаго или она его, что было бы более вероятно, не волнуйтесь. Этого не случится.
— Думаете, не случится?
Адриан ответил очень мягко:
— Нет, Руперт. Не случится.
— Ну хорошо, тогда уже легче. Не думаю, что именно это меня на самом деле волновало. Я все-таки сомневался, что у Джаго хватит времени или сил этим заняться. Впрочем, на секс большинство людей как-то находят и время, и силы.
— Мне прийти в гавань? — спросил Адриан.
— Да нет, я лучше сам пойду.
Бойд был последним из всех, кого можно было бы попросить утихомирить Оливера, и Мэйкрофт на миг почувствовал раздражение из-за того, что Адриан это предложил.
Тропа, ведущая к гавани, была одной из его самых любимых. Обычно Руперт ощущал прилив радости, уже выходя через передний двор Кум-Хауса на усыпанную гравием дорожку и шагая по направлению к крутым ступеням, идущим по склону утеса к причалу. И вот внизу под ним открывалась гавань, словно цветная картинка из книжки сказок: две низкорослые, увенчанные фонарями башенки по обе стороны узкого устья, опрятный коттедж Джаго Тэмлина с аккуратным рядком больших терракотовых горшков перед ним, куда Джаго высаживал летние герани, свернутые в бухты канаты и вычищенные до блеска швартовые тумбы, спокойная вода бухты, а за устьем гавани — беспокойное море и в отдалении волновая толчея противотока. Иногда Мэйкрофт вставал из-за письменного стола и отправлялся к пристани, чтобы встретить катер. Он молча стоял, ожидая появления суденышка, испытывая атавистическое нетерпение островитян былых веков, встречающих долгожданный корабль. Однако сейчас он медленно спускался по последним ступеням лестницы, сознавая, что за его приближением внимательно наблюдают.
У причала, оцепенев от ярости, стоял Оливер. Джаго, не обращая на него никакого внимания, занимался разгрузкой. Дэн Пэджетт, с серым как пепел лицом, стоял, прижимаясь спиной к стене каюты, словно перед расстрельным взводом.
— Что-нибудь случилось? — спросил Мэйкрофт. Глупый вопрос. Гнетущая тишина, побелевшее от гнева лицо Оливера — все говорило о том, что проступок Пэджетта был далеко не пустячным.
— Ну же, скажите ему! Что вы там стоите?! Пусть кто-то из вас скажет! — проговорил Оливер.
Ответил Джаго. Голос его звучал совершенно бесстрастно.
— Библиотечные книги миссис Бербридж, несколько пар туфель и сумок миссис Пэджетт, которые Дэн вез в магазин в Оксфаме, а также кровь мистера Оливера, взятая для анализа, упали за борт и утонули.
Оливер заговорил, пытаясь сдерживаться, но голос его от злости звучал стаккато:
— Обратите внимание на порядок. Библиотечные книги миссис Бербридж — явно невосполнимая утрата для местной публичной библиотеки. Какая-нибудь несчастная пенсионерка будет ужасно разочарована, не обнаружив на благотворительной распродаже пары дешевых туфель. А то, что мне снова придется сдавать кровь на анализ, не идет абсолютно ни в какое сравнение с этими двумя тяжелейшими катастрофами.
Джаго начал было что-то говорить, но Оливер указал на Пэджетта:
— Пусть он сам отвечает. Он уже не ребенок. Тем более что это он виноват.
Пэджетт пытался сохранить достоинство. Он произнес:
— Пакет с образцами крови и с другими вещами был в моей матерчатой сумке. Я ношу ее на плече. Я наклонился над поручнями — поглядеть на воду, и сумка соскользнула.
Мэйкрофт взглянул на Джаго:
— А вы катер не остановили? Разве нельзя было сумку крюком подцепить?
— Да все это из-за туфель получилось, мистер Мэйкрофт. Они очень тяжелые и быстро в воду ушли. Я услышал, как Дэн закричал, да только уже поздно было.
Тут вмешался Оливер:
— Мне надо поговорить с вами, Мэйкрофт. Сейчас же. И не здесь, а у вас в кабинете.
Мэйкрофт повернулся к Пэджетту:
— С вами я поговорю позже.
Опять этот учительский тон! Ему очень хотелось добавить: «Да не волнуйтесь вы так», но он понимал, что его желание успокоить Дэна только усилит антагонизм Оливера. Ужас, написанный на лице парня, встревожил Мэйкрофта. Он никак не соответствовал незначительности проступка. За книги можно будет заплатить, пропажа туфель и сумок вряд ли заслуживает чего-то большего, чем сентиментального сожаления, и то лишь со стороны самого Пэджетта. Вероятно, Оливер — один из тех несчастных, кто патологически боится шприцов, но если это действительно так, зачем ему надо было сдавать кровь на анализ здесь, на острове? В какой-нибудь больнице на побережье наверняка есть более современные методы забора крови, может, достаточно было бы просто палец проколоть. Эта мысль привела на память анализы крови, которые пришлось делать Хелен года четыре назад, когда она лечилась от тяжелого тромбоза, вызванного долгим перелетом. Воспоминание, пришедшее в такой неподходящий момент, не могло облегчить тревогу. Побелевшее от злости лицо Оливера, его обтянувшиеся, словно окаменевшие скулы и пришедшая на память картина их совместного с женой ожидания в амбулаторном отделении больницы только усилили у Руперта ощущение собственной неадекватности. Хелен могла бы сказать ему: «Не уступай этому человеку. Здесь ты — главный. Не позволяй ему тебя унижать. С ним ничего страшного не случилось. Никто не причинил ему особого вреда. И не умрет Оливер, если еще раз сдаст кровь на анализ». Так отчего же у него сейчас возникло такое ощущение, что это может случиться?
Они шли по тропе к Кум-Хаусу в полном молчании. Мэйкрофт старался умерить шаг, приспособиться к шагам Оливера. В последний раз он виделся с ним всего два дня назад, когда у них состоялся заранее запланированный разговор по поводу коттеджа «Атлантик». Сейчас, опуская взгляд на этого человека, чья великолепная голова с шапкой седых, развеваемых ветром волос едва доставала ему до плеча, он с сочувствием отметил, что даже за этот короткий промежуток времени Оливер вроде бы стал выглядеть гораздо старше. Казалось, что-то, всегда ему свойственное, исчезло, испарилось, но что? Уверенность, высокомерие, надежда? Сейчас он тяжело шел наверх, голова его, так часто появлявшаяся на фотографиях, выглядела слишком тяжелом для тщедушного, одряхлевшего тела. Что происходит с этим человеком? Ведь ему всего шестьдесят восемь, по современным меркам он едва перевалил за средний возраст, а вид у него такой, словно ему за восемьдесят.