Минуту спустя он поставил чашку на столик и сказал:
— Когда я встретился со всеми в библиотеке и спросил вас о том, где вы были вчера утром, вы — единственный из всех — сказали, что перед завтраком ходили прогуляться по мысу. Мне необходимо снова задать вам вопрос: видели ли вы кого-нибудь во время этой прогулки?
Избегая встретиться с Дэлглишем глазами, Бойд тихо ответил:
— Нет. Я никого не видел.
— А где вы точно находились?
— Я шел через мыс до коттеджа «Атлантик», а затем, обратно сюда. Это было чуть раньше восьми.
Снова наступило молчание. Бойд взял со столика поднос и отнес на кухню. Прошло минуты три, прежде чем он вернулся в свое кресло; казалось, он обдумывает то, что хочет сказать.
— Вы согласитесь, что нам не следует делиться своими подозрениями, они могут лишь запутать или повести по ложному следу и нанести огромный вред человеку, которого вы заподозрили?
— На самом деле подозрения всегда на чем-то основаны, — возразил Дэлглиш. — Совершенно необходимо, чтобы мне сообщали о таких фактах. Это я должен решать, насколько они значительны, если они и правда имеют значение. — Он взглянул на Бойда и спросил без обиняков: — Отец Адриан, вы знаете, кто убил Натана Оливера?
Обращение к Бойду как к священнику было спонтанным и удивило самого Дэлглиша в тот же миг, как он услышал, что произносит эти слова. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать всю значимость этой, как ему казалось, случайной оговорки. Бойд прореагировал на них незамедлительно. Он поднял на Дэлглиша полные боли глаза; они, казалось, молили его о чем-то.
— Клянусь, я не знаю. И клянусь, что я никого не видел на мысу.
Дэлглиш ему поверил. Он понимал, что сейчас больше ничего не сумеет узнать, а может быть, и нечего было больше узнавать. Через пять минут, после вполне банальных разговоров, перемежавшихся довольно долгими периодами молчания, он ушел из коттеджа «У часовни», чувствуя себя неудовлетворенным. Нужно время, чтобы проведенная беседа совершила свою работу, а затем он должен будет встретиться с Бойдом еще раз.
Была уже четверть десятого, и, подойдя к двери своего коттеджа, Дэлглиш увидел Кейт и Бентона, шагающих через поросшее деревьями и кустарником пространство мыса. Он пошел им навстречу, и обратный путь они проделали вместе.
Входя в дом, они услышали телефонный звонок. Звонил Гай Стейвли:
— Мистер Дэлглиш? Я звоню вам, чтобы предупредить, что вы не сможете снова опросить доктора Шпайделя, во всяком случае, в ближайшее время. Ночью его состояние ухудшилось. Мы перевели его в изолятор.
Было без чего-то одиннадцать. Дэлглиш решил провести опрос миссис Планкетт вместе с Кейт. Однако когда она позвонила кухарке, чтобы договориться о встрече, та спросила, не согласятся ли они прийти к ней на кухню. Дэлглиш с готовностью согласился. Он рассудил, что это будет более удобно для миссис Планкетт, в том числе и с точки зрения экономии времени, а кроме того, в привычной для нее рабочей обстановке она может стать более разговорчивой, чем в коттедже «Тюлень». Не прошло и пяти минут, как они уже сидели бок о бок за длинным кухонным столом, а миссис Планкетт возилась у газовой плиты фирмы «Ага».
Кухня напомнила Дэлглишу о его детстве: такая же плита, только чуть более современная, такой же чисто выскобленный деревянный стол и виндзорские стулья и длинный дубовый кухонный шкаф с рядами открытых полок для посуды, уставленных множеством разнообразных тарелок, кружек и чашек. Один конец комнаты явно представлял собой убежище самой миссис Планкетт: здесь стояли кресло-качалка гнутого дерева, низенький столик и бюро, верхняя полка которого была занята выстроившимися в длинный ряд поваренными книгами. Эта кухня, так же, как кухня в пасторском доме его детства, была пропитана целой амальгамой запахов: пахло только что испеченным хлебом, свежемолотым кофе, поджаренным беконом… Такие запахи всегда несли с собой предвкушения и обещания, которые сама еда никогда не могла полностью осуществить. Он вспомнил кухарку их семьи — немногословную женщину под девяносто килограммов весом, носившую несообразную фамилию Лайтфут. [18] Она с постоянным радушием приветствовала появление мальчика на кухне, позволяя ему выскрести из миски остатки приготовленной для кекса смеси, предлагая кусочки теста, чтобы он мог слепить имбирных человечков для пряников, и терпеливо выслушивала его бесконечные вопросы. Иногда она отвечала: «Про это ты лучше спроси у его преподобия». Она всегда называла отца мальчика не иначе, как «его преподобие». Отцовский кабинет был неизменно открыт для маленького Адама, но мальчик считал центром всего дома именно кухню.
Вести опрос он почти целиком предоставил Кейт. Миссис Планкетт не переставала работать. Она срезала жир со свиных отбивных, обваливала подготовленные куски мяса в смешанной со специями муке, затем подрумянивала и переворачивала их на сковороде, полной горячего жира. Дэлглиш внимательно смотрел, как она вынимает мясо из сковороды и укладывает в керамическую кастрюлю. Потом она подошла к столу, села напротив них и принялась чистить и нарезать лук и вынимать семена из зеленых перцев.
И только теперь Кейт, которой вовсе не хотелось беседовать со спиной миссис Планкетт, спросила:
— Как долго вы работаете здесь, миссис Планкетт?
— Двенадцать лет стукнуло в прошлое Рождество. До меня тут кухарила мисс Дьюберри. Из тех первоклассных дам-поваров, которые с голубыми дипломами и все у них «очень мило, благодарю вас». Ну, я скажу, она хорошо готовила. Не могу отрицать. А соусы! Она тщательней всего к соусам относилась, эта мисс Дьюберри. Я от нее про соусы очень много узнала. Обычно я приезжала сюда понедельно, когда у нее особенно много работы бывало. Помогала на кухне. Судомойкой чаще всего. Только не сказать, что так уж много у нее работы было — откуда много-то, ведь гостей, самое большее, всего шесть, а обслуживающий персонал в основном сам о себе заботится. И все равно: она же привыкла подсобной работой пользоваться в тех шикарных ресторанах, где раньше работала, а я уже тогда овдовела, и детей у меня нет, только и было на руках что время свободное. И я всегда хорошо готовила, да и сейчас тоже. Я это от матушки своей взяла. Ничего такого на кухне не было, к чему матушка моя руки приложить не сумела бы. Когда мисс Дьюберри решила на пенсию уйти, она предложила, чтоб я на ее место пошла. К тому времени она уже знала, на что я способная. Мне дали две недели пробного сроку, и это решило дело. И обе стороны оказались довольны. Я им дешевле обхожусь, чем мисс Дьюберри, и мне не нужна постоянная помощница, нет уж, благодарю покорно. Я люблю в своей кухне одна управляться. Да и все равно, в наши дни от молодых девчонок больше беспокойства бывает, чем работы. Если они и берутся еду готовить, так только для того, чтоб в один прекрасный день их по телику показали с каким-нибудь знаменитым шеф-поваром. Ну, я не скажу, что недовольна бываю, когда мне Милли порой помогает, но ведь она больше времени проводит, за Джаго бегая, чем у меня на кухне.