На вопросы Кейт, задаваемые таким мягким тоном и так терпеливо, что, казалось, это еще больше его перепугало, мистер Саймон ответил, что он действительно слышал, как они вернулись в одиннадцать часов. Он всегда прислушивается, вернулся ли Деклан. Ему спится спокойнее, когда он знает, что кто-то есть дома. Отчасти именно поэтому он и предложил мистеру Картрайту жить здесь же, в доме. Но раз уж он расслышал, как хлопнула дверь, он устроился поудобнее и заснул. Он не мог бы услышать, как потом кто-то из них вышел.
Отпирая машину, Кейт сказала:
— Перепугался до смерти, вы заметили? Я Картрайта имею в виду. Кто он, по-вашему, — жулик, дурак или и то и другое? Или просто смазливый парнишка, охочий до побрякушек? Интересно, что такая интеллектуальная женщина, как Клаудиа Этьенн, в нем находит?
— Да ладно вам, Кейт! Когда это интеллект имел хоть какое-то отношение к сексу? Я вообще не уверен, что они совместимы — секс и интеллект.
— Для меня вполне совместимы. Интеллект меня возбуждает.
— Да, я знаю.
— Что вы хотите этим сказать? — резко спросила она.
— Ничего. Мне больше нравится иметь дело с хорошенькими, добродушными, покладистыми женщинами, которые не так уж блещут умом.
— Ну да, как большинству представителей вашего пола. Вам следовало бы отучиться от этого. Как вам кажется, чего стоят эти показания?
— Примерно того же, что и показания Руперта Фарлоу. Картрайт и Клаудиа Этьенн могли убить Жерара Этьенна, сесть на катер, отправиться прямо к Гринвичскому пирсу и как раз успеть в ресторан к восьми. В сумерки на реке движение не такое уж большое, шансов, что кто-то мог их увидеть, очень мало. Вот и еще одно скучное дело — проверять все это.
— У него есть мотив, — сказала Кейт. — У них обоих он есть. Если Клаудиа Этьенн будет такой идиоткой, что выйдет за него замуж, он получит очень богатую жену.
— А вы считаете, у него хватит пороху, чтоб кого-то прикончить? — спросил Дэниел.
— А тут много пороху и не потребовалось. Всего-то и надо было, что заманить Этьенна в эту душегубку. Ему не надо было вонзать в него нож, бить дубиной или душить. Ему не надо было даже в лицо своей жертве смотреть.
— Но кому-то из них надо было потом вернуться и проделать эту штуку со змеей. Такого не сделаешь, если кишка тонка. Не представляю, чтобы Клаудиа Этьенн могла сделать такое, да еще с собственным братом.
— Ох, не знаю. Если она готова была его убить, что могло помешать ей осквернить труп? Вы хотите вести машину или я поведу?
Кейт села за руль, а Дэниел позвонил в Уоппинг. Выяснилось, что там имеются новости. Поговорив несколько минут, он положил трубку и сказал:
— Отчет пришел из лаборатории. Только что выслушал от Роббинса результаты анализа крови в скучнейших подробностях. Насыщенность крови семьдесят три процента. Он, видимо, умер довольно быстро. Семь тридцать — довольно точное время смерти. При тридцатипроцентной насыщенности начинаются головокружение и головная боль, нарушение координации и помутнение рассудка — при сорока, при пятидесяти — изнеможение, а потеря сознания — при шестидесяти. Слабость может наступить внезапно из-за кислородной недостаточности в мышечных тканях.
— А на осколках из дымохода что-нибудь обнаружили? — спросила Кейт.
— Они из трубы. Тот же состав. Но ведь мы этого и ожидали.
— Нам уже известно, что газовый камин исправен и что не удалось получить сколько-нибудь значительных отпечатков. А как с оконным шнуром? — спросила Кейт.
— Тут трудностей побольше. Похоже, он был специально истерт каким-то туповатым предметом, и делалось это на протяжении довольно длительного времени. Но стопроцентной уверенности в этом у них нет. Волокна были повреждены и порваны, не обрезаны. Остальная часть шнура — старая и местами непрочная, но он не должен был бы оборваться именно в этом месте, если бы не был кем-то поврежден. Да, и еще одна находка: на голове у змеи обнаружена небольшая капля слизи, а это означает, что голова была засунута в рот сразу же или очень скоро после того, как изо рта вынули остроконечный предмет.
В воскресенье, 17 октября, Дэлглиш решил взять Кейт с собой в Брайтонский монастырь, чтобы опросить родственницу Сони Клементс — монахиню, сестру Агнес. Он предпочел бы поехать один, но женский монастырь, пусть и англиканский, даже для сына приходского священника, тяготевшего к Высокой церкви, [97] был почвой совершенно незнакомой, ступать на которую следовало с осмотрительностью. Без женщины в качестве ответственной сопровождающей ему могли не разрешить повидаться с сестрой Агнес, иначе как в присутствии матери-настоятельницы или другой монахини. Он толком не знал, чего ожидал от этой встречи, однако инстинкт, которому он не всегда доверял, но давно научился им не пренебрегать, подсказывал ему, что здесь можно что-то выяснить. Эти две смерти, хотя и такие разные, объединяло нечто гораздо большее, чем та пустая комната на самом верху, где один человек предпочел смерть, а другой боролся за жизнь.
Соня Клементс проработала в издательстве «Певерелл пресс» двадцать четыре года, и уволил ее именно Жерар Этьенн. Явилось ли это безжалостное решение достаточным основанием для самоубийства? А если нет, почему она выбрала смерть? Кого — если и в самом деле был такой человек — могла соблазнить возможность отомстить за ее смерть?
Погода стояла хорошая. Ранний туман рассеялся, обещая еще один теплый солнечный день, пусть и с набегающими время от времени облаками. Даже в лондонском воздухе ощущалась летняя сладость, а легкий ветерок тихо нес по лазурному небу тонкие лоскутки облаков. Когда вместе с сидевшей рядом с ним Кейт Дэлглиш проезжал утомительно кружным путем по окраинам южного Лондона, он вдруг ощутил приступ былой мальчишеской тоски по морю — по его виду и запаху — и понял, что надеется найти монастырь на морском берегу. Они мало говорили во время поездки: Дэлглиш любил водить машину молча, а Кейт легко переносила его неразговорчивость, не испытывая потребности поболтать. По мнению Дэлглиша, это было не самое малое из ее достоинств. Он заехал за ней по новому адресу, но не стал подниматься на лифте, не желая звонить в дверь ее квартиры, чтобы она не чувствовала себя обязанной пригласить его зайти, а ждал в «ягуаре», пока она спустится. Он слишком ценил свое собственное уединение, чтобы рискнуть нарушить уединение Кейт. Она появилась точно в назначенное время, как он и ожидал. Выглядела Кейт как-то иначе, и он понял, что просто очень редко видел ее не в брюках, а в юбке. Он улыбнулся про себя, представив, как она колеблется, выбирая, что надеть, и в конце концов решив, что ее всегдашние брюки могут счесть одеждой, не подобающей для посещения монастыря. И он подумал, что — несмотря на его пол — он будет чувствовать себя в этом монастыре гораздо более в своей тарелке, чем Кейт.
Его надежда, как всегда нереалистичная, что удастся выкроить минут пять для прогулки у самой кромки моря, была обречена на неудачу. Монастырь стоял на возвышенности над оживленной магистралью, отгородясь от нее восьмифутовой кирпичной стеной. Главные ворота оказались открытыми, и, въезжая во двор, они увидели вычурное здание из ярко-красного кирпича, явно викторианского периода и явно построенное для какого-то института: возможно, как обитель самых первых сестер этого ордена.