Ли спокойно выдержал пронзительный взгляд серых глаз.
— Нет, — произнес он, — я ничего не знаю об этом.
У меня полно собственных забот — моих и моей страны. Меня совершенно не интересуют игры детей и преступников. Да и вас они тоже не должны интересовать.
У вас есть качества…
— Оставьте это, Ли. О моих качествах мы поговорим как-нибудь в другой раз. Я верю вам и не считаю, что вы замешаны во всем этом, я думаю, вы слишком умны для этого. Вот почему я делаю вам это предложение. Вы знаете, кто я такой. Я возглавляю секретную службу Соединенных Штатов и сомневаюсь, что охота за вами когда-либо станет моей работой. Если когда-нибудь вы зайдете так далеко, что вас потребуется преследовать, для борьбы с вами, наверное, будет направлена армия. А в настоящее время вам нисколько не повредит, если я буду испытывать к вам дружеские чувства. Вы же меня понимаете. Я отпускаю вас на свободу. Вы знаете многих людей, со многими общаетесь и слышите массу того, о чем, как говорится, шепчутся за стенами церкви. Если вы услышите хоть намек, не важно какой, на местонахождение президента, вы мне дадите знать? Конечно, если к этому причастен кто-то из ваших друзей, вы ничего не скажете, но ведь может быть и не так. Вы можете услышать все, что угодно. Так скажете мне или нет?
Это нисколько не повредит вам; в любом случае вам наплевать на президента, вы настроены на более важные вещи. Так что предлагаю сделку: мое доброе отношение в обмен на вашу помощь. Ну как, согласны?
Губы Линкольна Ли презрительно скривились. Он ответил, не позволяя себе унизиться до негодования:
— Вы знаете, что я на это не пойду.
— Да ну? — Брови начальника секретной службы поползли вверх. — А если хорошенько подумать?
— Я не обдумываю такие предложения.
— Нет?
— Нет.
— Но почему бы вам не попробовать хотя бы раз? Я не жду, что вы будете предавать своих друзей, все, о чем я прошу, — это сотрудничество.
— Вы просите, чтобы я подставил вам спину. Начальник секретной службы Скиннер, я прощаю вам это оскорбление. Но не повторяйте его дважды.
Скиннер смотрел на него, не веря своим глазам. Так ботаник изучает знакомое растение с отклонениями от нормы. Потом он покачал головой, повернулся к телефону, приказал секретарю прислать охранника и вновь обернулся к Ли:
— А вы экземпляр что надо, Ли. Да простит меня Бог, если я обидел вас. Мне невыносимо думать, что между нами будет что-то еще, кроме доброй крепкой решетки.
Вошел охранник.
— Выведите отсюда этого человека, — сказал ему Скиннер, — и выпустите его на свободу. А пока будете идти по коридору, смотрите, чтобы он не натянул на вас серую рубашку.
В четверг, в четыре часа пополудни, Бен Килборн сидел в библиотеке питтсбургского дома Дэниела Каллена и читал книгу, переплет которой украшали красные и желтые примулы, выполненные тиснением цветной фольгой и расположенные под названием «Как разбить альпинарий». Было прохладно, и поэтому он расположился поближе к огню камина, положив ноги на табурет и полулежа в кресле, так что его плечи оказались где-то посередине большой, обтянутой кожей спинки кресла. Ему не читалось, он то и дело закладывал палец между страницами, вставал с кресла, подходил к окну с книгой и смотрел в него. Спустя некоторое время он вновь возвращался в кресло к огню. Бен Килборн все время прислушивался, его интересовали две вещи: телефонный звонок из Вашингтона от Каллена, уехавшего туда накануне вечером, а также шум, доносившийся с улицы.
В половине третьего ему позвонил Экмор, один из вице-президентов Федеральной стальной корпорации. Как оказалось, некоторые слои граждан стальной столицы и ее окрестностей, безработные красные и тому подобные подонки, не довольствуясь более митингами и направлением делегаций в мэрию, решили более наглядно выразить свои убеждения. Одна их банда атаковала центральный офис корпорации. Они разбили окна, разнесли пару дверей и были разогнаны дубинками полицией. Другие банды осадили дома двух чиновников Стальной корпорации в Мак-Киспорте и еще один дом в Доноре, захватили в Монессене автомобиль с двумя гвардейцами и избили их, а также совершили еще массу дерзких выходок по всей территории стальной империи. Экмор позвонил Килборну, чтобы сказать, что одна из шаек, которая, очевидно, направлялась в расположенные на холме привилегированные жилые кварталы, уже была перехвачена полицией и обращена в бегство. Далее он сказал, что в качестве меры предосторожности к дому Каллена направлен отряд полицейских. В настоящее время отряд занял позицию, поставив нескольких полисменов в линию вдоль тротуара и скрыв в зарослях на заднем плане остальных. Вот потому-то Килборн и прислушивался к звукам, доносившимся с улицы.
Прочитав параграф-другой о желательности присутствия перемешанного с землей гравия в щелях между камнями, Килборн прервал чтение и заключил, что если бы мэром Питтсбурга был он, Килборн, то он бы послал телеграмму губернатору в Гаррисбург, чтобы тот без всякого промедления направил сюда отряд национальной гвардии. После полудня Килборн в течение двух часов слушал радио и уже просмотрел первый дневной выпуск газеты. У него сложилось впечатление, что даже самая незначительная новость дня вместе с остальными вносила свою лепту в создание зловещего тона подачи информации. Нью-Йоркская биржа была закрыта. Действие закона о военном положении распространилось до Мэриленда, Делавэра и на часть территорий штатов Нью-Джерси, Пенсильвания и Вирджиния. Хотя вспышки насилия нигде не приобрели пугающих масштабов, но повсеместно они повторялись час за часом, и множество сообщений о них поступало из мест, где ранее подобное было неслыханным. Эти новости изобиловали странными и нелепыми деталями. В городе Камберленд, штат Мэриленд, жители кидали камни в солдат! Подобные действия не ставили перед собой какой-либо цели, вы вряд ли смогли бы найти им какое-то объяснение, но вместе с тем в них не было ничего общего с обычным поведением раскипятившихся подонков общества. Из-за чего-то сошли с ума люди, поведение которых обычно вполне предсказуемо, люди, которые исправно платят налоги, едят шоколадные конфеты и голосуют за республиканцев или демократов.
«Если это и в самом деле так, — подумал Бен Килборн, — если у них и впрямь хватит силы духа поддерживать в себе такую ярость в течение всей ночи, они перевернут страну вверх ногами, и случиться может все, что угодно». Он просмотрел еще одну полосу газеты и остановился, чтобы сказать самому себе: наверное, это фашизм.
Затем Килборн поднялся с кресла, постоял, прислушиваясь, подошел к окну, открыл его и высунул голову на улицу. День был серый и сырой, с порывистым и резким ветром. Килборн сквозь листву кустов и деревьев мог видеть, как к тротуару у другой стороны широкой лужайки подъехала машина и из нее вышли два полисмена. Стражи порядка, стоявшие на тротуаре, сгрудились возле автомобиля. Один из вновь прибывших не стал останавливаться возле них, а побежал по дорожке к дому.
Килборн подошел к камину и сел в кресло. Через несколько минут раздался стук в дверь библиотеки, а затем на пороге появился дворецкий. Он подошел к камину и доложил Килборну: