Альма смотрела на Чика. Восхищение, которое читалось в ее глазах, было смешано с нежностью. Наконец она сказала:
— А как же ты смог хладнокровно ударить палкой Вэла Оркатта так, что он потерял сознание? Это гораздо хуже, чем то, что ты ударил меня, потому что в последнем случае ты действовал так, как диктовали тебе обстоятельства. Конечно, я понимаю, тебе надо было каким-то образом нейтрализовать Вэла, но палкой… Бр-рр!.. Не могу себе представить, как ты мог сделать такое.
Почему ты не усыпил его хлороформом?
— Я не анестезиолог. Применив хлороформ, я мог бы убить его. Ну и кроме того, Вэл нуждался в хорошем синяке — это делало его показания более достоверными.
— А кто подбросил пропитанный хлороформом платок на лужайку Белого дома?
— Это сделал Браунелл, когда отправился на поиски президента. Платок все время лежал у него в кармане.
— Хорошо. — Альма вздохнула, еще раз посмотрела на Чика и медленно обвела взглядом всю комнату. — Очень жаль, — продолжила она, — что никто и никогда не узнает ничего об этом… об этой квартире. Она вполне заслуживает того, чтобы здесь был создан исторический музей. Это — очаровательная квартира, Чик. Ты сделал ее очень уютной.
— Да-а, она и самому мне нравится.
— Наверное, даже мысль о том, чтобы расстаться с ней, для тебя невыносима.
— В каком-то смысле — да. Не потому, что эта квартира могла бы стать историческим музеем. Воспоминание о ней будет одним из самых моих любимых воспоминаний, потому что до свадьбы я и моя жена жили здесь в атмосфере секретности и полной безвестности.
— Ох! Мне кажется, это похоже на шантаж, — засмеялась Альма. — Но в любом случае тебе придется согласиться, что опекун у нас был далеко не безвестный.
Субботним вечером в девять часов тридцать минут четыре человека шли по холлу второго этажа Белого дома. Им всем было назначено прийти в одно время, и они заранее встретились в комнате на первом этаже. Теперь же они прошли мимо открытой двери слева, закрытой двери справа и, наконец, подошли еще к одной — она вела в гостиную миссис Стэнли. Все остановились, и Гарри Браунелл постучал. До них донесся голос супруги президента: «Входите!» Мужчины вошли, и, будучи последним, Чик Моффет закрыл дверь.
Миссис Стэнли стояла у стола, пытаясь оживить поникшую розу. В расположенном поблизости кресле сидел президент. Он выглядел усталым и измученным, но при этом весело улыбался, а когда приветствовал вошедших, в глазах его вспыхнул огонек признательности.
— Очень рад, — теперь президент улыбнулся каждому в отдельности, — Альма, Гарри, Чик, Вэл, подходите поближе.
Браунелл заявил, что, по его мнению, не следует злоупотреблять гостеприимством президента, поскольку тот очень нуждается в отдыхе. Но президент только отмахнулся от этого заявления, и тогда Чик и Браунелл пододвинули кресла поближе. Вэл Оркатт следил за тем, что делает Чик, и, увидев, что он откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее, поступил точно так же.
— Как ваша голова, Вэл? — спросил президент.
Вэл коснулся рукой повязки.
— Да все в порядке, — ответил он, — еще чуть-чуть побаливает, но в целом все нормально. В понедельник я выйду на работу.
— Хорошо, — кивнул президент, а потом оглядел всех и сказал: — Альма, Чик, Гарри, Вэл, хоть я еще не раз увижу вас, а вы меня, я рад, что мы устроили эту короткую встречу. — Он улыбнулся жене: — Лилиан, я очень признателен тебе за то, что ты все организовала.
Не знаю, стоит ли мне благодарить всех вас или нет. По опыту знаю, что, когда я испытываю особенно глубокие и теплые чувства, мне лучше не стараться выразить их словами. Нет никакого сомнения, что никогда еще мои чувства не были более глубокими и более теплыми, чем те, что я испытываю по отношению к вам четверым, сидящим здесь. Так что если вы воспримете благодарность как нечто само собой разумеющееся…
Все закивали, а Альма сказала:
— Господин президент, вам не нужно благодарить меня, потому что я-то ничего не сделала. Но уж коль скоро вы спросили Вэла Оркатта о состоянии его головы, вы могли бы также спросить меня о состоянии моей челюсти.
Миссис Стэнли захохотала. Президент улыбнулся и покачал головой:
— Извините меня, Альма, но то, что с ней все в порядке, очевидно. Однако не нужно утверждать, что вы ничего не делали; стоит мне закрыть глаза, и я чувствую во рту божественный вкус вашего омлета с грибами. Но, — продолжил президент, — хоть я и не стану пытаться выразить словами всю меру моей благодарности, мне хотелось бы сделать для вас что-нибудь такое, что запомнится надолго. Какой-то знак на память, какое-то доброе дело для каждого из вас… Мы с миссис Стэнли уже обсуждали этот вопрос. Она хотела бы, чтобы я сам сделал каждому из вас подарок — она обожает делать людям подарки и не видит лучшего способа отблагодарить. Но я бы предпочел, чтобы выбор остался за вами. Это — последняя услуга, о которой я попрошу вас, во всяком случае на этой неделе. — С этими словами президент улыбнулся. — Ну, Альма?
Девушка улыбнулась ему в ответ:
— Господин президент, это изумительно! Я надеялась… Знаете, я сирота. Мне хотелось бы, чтобы на моей свадьбе вы были посаженым отцом.
— Вот как! И когда состоится свадьба?
— Ну… — Альма залилась краской смущения, и все засмеялись. — Скоро, конечно скоро. Как только будет возможность, — с вызовом бросила она.
— Хорошо. Я с огромным удовольствием выполню вашу просьбу, и ничто не помешает мне сделать это. А вы, Гарри?
Браунелл скрестил руки на груди и уставился на розы, явно обдумывая что-то. Наконец он сказал:
— Пожалуй, меня могло бы устроить вот что: я прошу разрешить мне отрезать нос вице-президенту Моллесону.
— Ого! Гарри, я и сам об этом мечтаю. Однако такое невозможно. Просите что-нибудь еще.
— Очень хорошо, сэр. Мне нужны наручные часы.
— Вы их получите. Миссис Стэнли сама выберет их для вас. Силы небесные, кстати о часах. — С этими словами президент повернулся к Чику: — Мои часы снова остановились. Должно быть, в них что-то сломалось, когда вы их уронили.
— Да, сэр, я в этом не сомневаюсь.
— Надеюсь, их можно починить. Ведь это подарок. — Президент улыбнулся жене, а потом спросил: — А теперь вы, Вэл, что вы позволите мне сделать для вас?
Вэл Оркатт откашлялся. Дело не в том, что он испытывал священный трепет, ему и раньше приходилось говорить с президентом; но то, что происходило сейчас, настраивало на торжественный лад.
— Видите ли, мистер президент, когда я сегодня вечером ехал сюда, все время говорил себе, что случай, подобный этому, выпадает только раз в жизни. Конечно, я не знал, будете ли вы спрашивать, чего нам хочется, только все равно у меня не было причины не упомянуть об этом. Позавчера, когда я находился в больнице, ко мне пришел какой-то парень и предложил пятьсот тысяч долларов за то, что я расскажу ему все, что мне известно про то, как вас украли.