– Я этого не делал! – завопил Бэнс. – Я… Это сделал Кирк, он должен был это сделать. Вы говорите, что нашли его среди нот?
Вулф кивнул.
– Вы отнекиваетесь, естественно. Вы задумали трюк с галстуком изобразить как неуклюжую попытку мистера Кирка свалить вину на вас. Поэтому, разумеется, галстук должен был исчезнуть из вашего шкафа. Но если бы его взял мистер Кирк, он не стал бы прятать его в вашей студии, а просто уничтожил бы. Почему же, в таком случае, вы его не уничтожили? Вы знаете, я – нет. Но я могу догадаться. Вы считали возможным, что ситуация изменится таким образом, что вы сумеете как-то использовать этот галстук, так почему бы его и не сохранить?
Плечи Вулфа слегка приподнялись и опустились.
– Еще одно «почему». Почему вы послали галстук мистеру Гудвину? Разумеется, вы должны были его кому-нибудь послать, необходимый шаг, чтобы впутать мистера Кирка, но почему именно Гудвину? Именно это меня больше всего интересует, и я буду искренне вам признателен, если вы мне ответите. Почему вы послали галстук мистеру Гудвину?
– Я не посылал.
– Хорошо, не стану настаивать. Просто он мой ближайший помощник, ну и мне интересно, как вам могла прийти в голову странная фантазия, что он лучше всего подойдет для ваших целей? Он любознательный, порывистый, бдительный, недоверчивый, упрямый и находчивый, худшего выбора вы не могли сделать. Еще одно «почему» перед последним и самым важным: почему вы позвонили мистеру Гудвину, чтобы он сжег галстук? Это было излишним, потому что его любопытство было возбуждено без этого дополнительного толчка, и это было неразумно, потому что человек, звонивший ему, должен был знать, что он еще не звонил вам или не отправился с вами поговорить, а ведь вы один могли быть в этом уверены. Желаете что-то сказать?
– Я ему не звонил.
Должен признаться, что Бэнс выказал больше выдержки, чем я ожидал. Да и находчивости. Позволив Вулфу говорить, он выяснял, насколько глубоко увяз, сам же ничего не говорил.
Вулф поднял руку ладонью вверх.
– Теперь основное «почему». Почему вы ее убили? Вчера мы выяснил, что, возможно, вы имели для того вескую причину, но, как я указал мистеру Кремеру, это было всего лишь доказательство, основанное на слухах. И я должен был получить доказуемый факт, действие или предмет, ну и вы снабдили меня им. Не вчера или сегодня, а днем во вторник, когда, убив миссис Кирк, вы склонились над ее разбитой головой, или встали на колени, или присели на корточки, и отрезали локон ее волос, выбрав такой, на котором имелась кровь. Ножом или ножницами? Наклонились вы, встали на колени или присели на корточки?
Губы Бэнса шевелились, но не было слышно ни единого звука. Несомненно, он хотел сказать «нет», но у него ничего не получалось.
Вулф продолжал, повысив голос:
– Я сказал – доказуемый факт. Доказать – это показать правду, и я ее покажу. Мистер Гудвин нашел локон волос с запекшейся на нем кровью около двух часов назад в ящике комода в вашей спальне. Он назвал его сувениром, но сувенир – это нечто такое, что хранят в память о человеке, который вам его подарил, дар дружбы. «Трофей» более подходящее слово.
Он вновь вытащил ящик своего стола.
Я могу двигаться быстро, Пэрли Стеббинс тоже, но мы оба недооценили возможности Джеймса Невилла Бэнса. Я-то точно. Когда он поднялся с кресла при виде перчатки, которую Вулф достал из ящика, я тоже шагнул вперед, но кто бы подумал, что он метнется вперед, как молния. Он схватил перчатку за пальцы и вырвал ее из рук Вулфа. Конечно, она недолго оставалась у него в руках, я подоспел справа, а Пэрли слева, а поскольку перчатка находилась у него в левой руке, Пэрли сжал ему запястье и повернул его, перчатка упала на пол.
Ее поднял Кремер.
– Это в перчатке, – сказал Вулф. – Мистер Гудвин сообщит вам все подробности, которые вам потребуются. И миссис Фауджер.
Сам он двинулся к дверям. Часы показывали 5.22. Конечно, его расписание было нарушено, но все же он успевал подняться к орхидеям.
На прошлой неделе около пяти часов я услышал дверной звонок, и через наше одностороннее стекло я увидел на крыльце Мартина Кирка, воротник его пальто был поднят вверх, а шляпа натянута чуть ли не до ушей.
Когда я отворил дверь, в прихожую ворвался снег. Кирк несомненно пришел ко мне, поскольку расписание Вулфа ему было хорошо известно. Я был рад видеть нашего бывшего клиента, который сразу же расплатился по счету, а что касается устных выражений благодарности, то на них он не скупился. Я принял у него пальто и шляпу, повесил их на вешалку, провел в кабинет и предложил кресло. После того, как мы обменялись соответствующими замечаниями о погоде, о его и моем здоровье, о самочувствии Вулфа и посетитель отказался от стаканчика спиртного, он сказал, что адвокат Бэнса составил апелляцию совсем в другом ключе. Я протянул «да-да, когда у тебя есть деньги, ты можешь пускаться на всякие хитрости».
Когда и с этим было покончено, Кирк заговорил о том, что он частенько задумывается над тем, где бы он был сейчас, если бы прямиком не отправился к Вулфу из прокуратуры в тот августовский день, а я бы его не пожалел и не впустил в дом.
– Послушайте, – сказал я решительно, – все это вы уже говорили раньше. Я сейчас совершенно свободен и рад вашему обществу, но не пошли бы вы в такую даль, да еще по такой отвратительной погоде только ради того, чтобы пережевывать старое. Как говорят, в такую метель добрый хозяин и собаку из дома не выгонит. Так что выкладывайте, что вас выманило из дому?
Он охотно закивал головой:
– Я подумал – может быть, вы знаете – или представляете…
– Такое случается нечасто, но вообще-то возможно…
– Речь идет о Рите. Вы знаете, что она в Рено?
– Да, она прислала мне открытку.
– Так вот, я вчера ей звонил. Неподалеку от Рено превосходные трамплины для катания на лыжах, и я сказал Рите, что мог бы приехать на недельку, мы бы попробовали так ли это на самом деле. А она сказала «нет». Отказала наотрез.
– Может быть, она не умеет кататься на лыжах?
– Умеет. И даже очень хорошо.
Он скрестил ноги и тут же их опять выпрямил.
– Я пришел повидаться с вами потому… Ну, откровенно, я подумал, что, возможно, у нее с вами – взаимопонимание. Мне раньше казалось, что я ей нравлюсь, не более, конечно, но что она ко мне хорошо относится. Я знаю, что она настоящий друг в беде. Знаю, что она в тот день делала в квартире Бэнса, но после того она почему-то стала меня сторониться. И мне известно, что вас она считает настоящим парнем. Ну… если вы с ней достигли понимания, я хочу вас поздравить. И ее тоже, разумеется.
Я откашлялся.
– Огромное спасибо за комплимент. Приятно узнать, что она считает меня настоящим парнем. Но ничего больше нет. Между нами нет ни понимания, ни непонимания. Вероятно, вы ей на самом деле нравитесь. Возможно, что ей доставит большое удовольствие с вами ходить на лыжах, хотя, по моему мнению, любителя лыжного спорта трудно чем-то другим увлечь. Но женщина, добивающаяся развода, склонна к капризам и истерике. То ей кажется, что ее обманули, то она чувствует себя устаревшей машиной, которую хотят заменить новой моделью. Хотите выслушать совет?