Если у дверных звонков бывает интонация, то интонация этого звонка была тревожной.
— Боже мой! — вскрикнула Лола. — Только этого не хватало! Неужели это Ленька уже пришел? Да нет, не может быть, он открыл бы дверь своими ключами!
Звонок снова зазвонил, причем на этот раз он звучал еще более тревожно.
— Полундр-ра! — выкрикнул со шкафа Перришон, даже прекратив лакомиться миндалем. — Пр-ротечка!
Это слово сыграло решающую роль. Как многие женщины, Лола относилась к водопроводным трубам и сантехнике с трепетом и почтением, как к высшим и непостижимым силам природы, и больше всего на свете боялась, что либо в ее квартире лопнет труба и зальет нижних соседей, либо соседи сверху зальют их с Леней чудесную квартиру.
Ее внутреннему взору уже представились столпившиеся перед дверью соседи с нижнего этажа, размахивающие руками и призывающие на ее голову всевозможные несчастья.
Забыв обо всем на свете, Лола бросилась в прихожую и открыла дверь…
На лестнице никого не было.
На всякий случай она даже вышла на площадку и, перегнувшись через перила, заглянула в лестничный пролет…
На лестнице было пусто и тихо, как в театре ранним утром.
Ничего не понимая, Лола вернулась в квартиру и закрыла за собой дверь.
И в ту же секунду звонок снова зазвонил.
На этот раз он звучал как сигнал воздушной тревоги в осажденном городе.
Нервно вздрогнув, Лола снова распахнула дверь.
За ней по-прежнему никого не было.
— Да что же это такое! — воскликнула она, захлопывая дверь. — Мальчишки, что ли, безобразничают?
И едва она закрыла дверь — звонок снова залился резким истерическим звоном.
На этот раз Лола не стала открывать дверь — она подкралась к ней и осторожно посмотрела в глазок.
На лестнице было пусто!
«Я, наверное, схожу с ума! — подумала она, протирая глаза. — У меня начались слуховые галлюцинации!»
Она прислонилась к стене и прикрыла глаза.
Звонок снова зазвонил.
Лола открыла глаза и посмотрела наверх… и вдруг увидела у себя над головой, на вешалке для шляп, попугая. Точнее, попугаиху — Лола уже научилась отличать Марусю от Перришона.
Маруся издевательски поглядывала сверху на растерянную хозяйку.
— Так это ты, зараза? — воскликнула Лола в сердцах. — Это ты изображаешь звонок, чтобы свести меня с ума?
— Маруся хор-рошая… — неуверенно проговорила попугаиха, наклонив голову набок. — Марусе орешков… орешков, сахарку!
— Орешков тебе?! — рявкнула взбешенная Лола. — Я тебе сейчас всыплю на орехи!
И тут она вспомнила про рыбу.
Издав истошный вопль, Лола понеслась на кухню — спасать сегодняшний обед.
То, что она там застала, превзошло все ее ожидания: Аскольд с глухим рычанием, доказывающим его близкое родство с львами и тиграми, терзал на полу остатки рыбы.
— Вот я тебе! — Лола с боевым воплем и с тапком наперевес бросилась на кота.
Аскольд понял, что на этот раз ему действительно здорово влетит, и, прижав уши, кинулся наутек.
Лола схватила то, что осталось от рыбы.
К счастью, рыба еще не совсем разморозилась, поэтому большая ее часть уцелела от кошачьих зубов.
Со шкафа раздался разочарованный голос Перришона:
— Тр-рагедия! Заговор-р пр-ровалился!
— Ах вот как! — Лола погрозила попугаю тапком. — Вы это задумали всей шайкой? Ну вы у меня дождетесь!
Лола отмыла спасенный трофей, уложила подготовленную рыбу в стеклянную форму, выдавила на нее сок лимона и укрыла «шубой» из мелко нарезанного лука и тертой морковки. Смазав сверху майонезом, она сунула форму в духовку и перевела дух.
Леня явился с большим пакетом, в котором уместились сливочный кекс с изюмом, две пачки печенья и полкило шоколадных конфет в разноцветных бумажках.
Он съел большую тарелку наваристого грибного супа и две порции запеканки, после чего Лола налила ему ароматного золотистого чая в большую кружку, на которой был изображен близкий родственник кота Аскольда.
— Ну, — спросила Лола, — ты будешь думать вслух, или я могу быть свободна?
— Погуляй пока, — не слишком вежливо ответил Леня, чему Лола только обрадовалась, поскольку ей безумно надоело торчать на кухне, да и руки еще пахли луком.
Леня отрезал солидный кусок сливочного кекса и начал размышлять.
Прохор Петрович работал настройщиком роялей, стало быть, ходил по разным квартирам. Нетрудно предположить, что у дирижера Томашевского дома был рояль, уж не без этого. Старик был вхож в дом, очевидно, его считали за приличного человека и не слишком за ним присматривали. Вот он и отплатил за хорошее отношение — упер у хозяина дорогую марку. Но украл он ее не просто так, а решил подменить. Дирижер все время на гастролях — небось не часто своим сокровищем любуется. И с налету не определит, настоящий у него «Маврикий» или поддельный. Стало быть, взял марку у Томашевского, отдал граверу, получил обратно ее же плюс копию, и что? Положил марку на место. Рискованно, но вполне выполнимо, Прохор Петрович, как Леня его представляет, человек решительный. Но неумный, поскольку номер с фальшивой маркой и Шершнем не прошел бы. Ну положим, Шершень в марках не разбирается, но нашел бы уж он специалиста, который все ему разъяснил бы. И тогда старичку придет конец. Если только он не успеет вовремя удрать. А что, сумел же он от бандитов смыться…
Леня поискал на тарелке кекс и с удивлением отметил, что не осталось ни кусочка. Тогда он придвинул поближе вазочку с печеньем и продолжал думать.
Наше дело — отмазать клиента, оградить его от преследования людей Шершня. Да еще хорошо бы хоть каких-то денег за это дело получить, а то Лолка ему всю плешь проест. «Сам же говорил — мы никогда не работаем даром!» — скажет она, и будет права. Леня сам установил такие правила, и нужно их выполнять.
Он тяжело вздохнул и перевернул вазочку. От печенья остались одни крошки. Снизу раздалось требовательное тявканье Пу И.
— Папа не жадный, — сказал Леня, предложив ему крошки.
Песик рыкнул сердито и ушел, обиженно подволакивая лапы. Леня пожал плечами и развернул конфету.
Знать бы точно, лежит ли марка у дирижера в квартире. Если нет, то в любой момент может разразиться скандал, когда он хватится пропажи. Если же Прохор Петрович успел положить ее на место, то дело сводится к разборке между бандитами и тогда нужно применять совсем другую тактику ведения дела.
— Крути не крути, — сказал Леня, запихивая в рот последнюю конфету, — а придется к дирижеру идти, проверить, на месте ли марка.