Арех терпеливо ждет, пока процессия остановится у внутреннего шлюза на границе гигантского гаража и нулевого этажа убежища. Камера, закрепленная на потолке, жадно всматривается в лицо бессознательного человека. Седая, растрепанная женщина в лохмотьях вместо одежды. Плотно закрытые глаза на бледном лице… На бледном лице Эль! Это не может быть ошибкой! – Арех в упор приникает к экрану. – Невозможно! То же красивое лицо, что и четыре года назад, когда он смотрел на нее спящую. Кажется, это было в кабинете ее отца, в день, когда тот стал покойным отцом…
Арех нервно хихикает, вспоминая детали последней встречи, но смех не может скрыть нервозности – он напуган! Он, привыкший контролировать все и вся, растерян: ничто не может объяснить подобных возвращений. Ничто!
Путь до минус шестого этажа, где расположен прекрасно оборудованный медблок, не близок, однако скоростной лифт в считаные секунды доставляет женщину и ее спутников до места назначения. ́ В стерильно чистой больничной палате медицинский персонал спешно готовится к приему странной пациентки.
Анализы, обследования, снова анализы, консилиумы в перерывах между процедурами. Врачи не могут поставить диагноз, они не могут лечить «больную», все жизненные показатели которой в норме. Ее единственное заболевание – она никак не может проснуться.
Арех неотрывно дежурит у своего «фасеточного глаза», но из всего множества камер его интересует лишь единственная – та, что транслирует застывшее изображение красивой женщины, лежащей «в комнате с белым потолком». Ее бездвижное тело обвито проводами, датчиками и капельницами, в изголовье кровати сложные приборы эпохи До мигают цветными огоньками и чертят на экране причудливые ломаные линии.
Идут дни и недели, медики появляются все реже и реже, отчаявшись раскрыть тайну необычной летаргии. Только Арех ждет, когда она проснется. Он слишком доверяет своим предчувствиям, чтобы забыть, как все остальные, о гостье из внешнего ниоткуда.
Арех проспит тот момент, когда зрачки спящей придут в движение. Глазные яблоки беспокойно забегают, вычерчивая хаотичные траектории на внутренней поверхности плотно сомкнутых век. И что-то чужое впервые коснется безмятежного сознания… Он почти сразу очнется – усталый и разбитый, – не понимая, что привело его в чувства. Не столько восприимчивые обитатели убежища проснутся чуть позже. Никто после этой ночи не почувствует себя отдохнувшим. Но забытые под утро кошмары не причинят особого вреда – дурным снам нечего делать с этой стороны реальности.
Бессонница, странные видения, нервные срывы станут первым звоночком в разворачивающейся драме. Но люди слишком беспечны, чтобы обращать внимание на зловещие театральные звонки.
– Я отрубился сегодня прямо посреди трудовой смены. Какой день не могу нормально спать, от кофе в глазах троится, а у рук такой тремор, будто я не кофе литрами пью, а водку – бутылками! Доктор, пропиши мне снотворное, – то ли упрашивает, то ли приказывает дежурному врачу бледный, устало выглядящий посетитель. – Только чтобы напрочь мозги вышибло, без всяких голосов и видений, а то спасу от тех и других уже нет.
Дежурный врач, утомленный нескончаемым потоком жалующихся на бессонницу посетителей, без лишних разговоров ставит перед больным маленький стеклянный пузырек с таблетками и бурчит недовольно:
– Сильнодействующие! Больше одной в течение двенадцати часов не принимать! Две – уже передоз. Ясно?
Пациент энергично кивает, но врач настойчиво повторяет:
– Одну таблетку на ночь! Больше нельзя. Категорически!
Доктор врет, снотворное практически безобидно, если забыть о девяти лежащих в реанимационном отделении безумцах, каждый из которых уничтожил по целой упаковке выписанных лекарств. Массовость странного заболевания и однотипность симптомов указывают на эпидемию, вот только какую – никто из специалистов определить не может.
Он сам сидит на энергетиках вторые сутки, но иначе нельзя, его сменщик объелся «колес» и сейчас отдыхает в палате интенсивной терапии, а сменщик сменщика в смирительной рубашке обдумает предложенную заботливым психиатром мысль о тщете и дурости суицида.
От несвоевременных мыслей его отвлекает мигающий на селекторе красный огонек вызова.
– Док, срочно бригаду на минус второй! Здесь пара тяжелых, еще один хрен проссышь какой, в полном неадеквате. Плюс два трупа. Повторяю, минус второй, отдел персонала…
На минус втором этаже крики и суета. В отдаленном крыле рядом с жилым блоком толпятся взбудораженные охранники.
– Док, сюда!
Периодически врач бывает на этом уровне – естественно, по служебным надобностям. Сам он живет на престижном (ну, почти престижном!) минус третьем, потому осматривает достаточно скромную комнату с плохо скрываемым превосходством.
– Они… – зеленый, едва сдерживающий тошноту охранник машет рукой вглубь помещения. – Они все там, в спальне.
Они – это семья работяг из пяти человек. Мать – она без движения лежит на полу в луже крови, рядом с ней совсем крохотное тельце, тоже без признаков жизни. Двое детей постарше тоже в крови, но они живы и даже в сознании. Отец семейства… отец семейства не мертв, мертвые не сопротивляются сразу троим охранникам, нападающим с разных сторон, но вот сознание…
Доктор с интересом рассматривает лицо слетевшего с катушек бедолаги – трупам и рекам крови он будет удивляться позже, пока же профессиональный интерес превыше всего. Убийца отмахивается от наседающих бойцов огромным тесаком, чье лезвие окрашено в свежий бурый цвет… Движения его вялы, лишены намека на скорость и резкость, но охрана, получив приказ брать преступника живьем, осторожничает. Возможно, они боятся его закрытых глаз и непредсказуемых действий.
– Он спит, – врач в этом совсем не уверен, но в голосе слышна командная твердость. – Похоже на сомнамбулизм… Мы должны разбудить его! Выстрел в воздух, живее!
С открытими глазами убийца уже не кажется таким зловещим. Его потерянный, ничего не понимающий взгляд блуждает по комнате и постепенно переполняется глубочайшим ужасом. – Моя семья!!! – Он не верит, только истошно кричит…
Этим интересным медицинским случаем доктор так и не успеет заняться, как того требует научное любопытство. Уже через несколько часов вызовы последуют с других уровней – престижных и не очень, жилых и обслуживающих… Страшные убийства и необъяснимые самоубийства… Сам он через несколько дней разобьет голову любовницы о деревянное изголовье кровати, а в собственную глазницу вгонит толстую металлическую спицу. Среди множества других смертей никто и не заметит гибели еще двоих людей… «Сны сводят с ума». Надпись, сделанная на запотевшем зеркале в ванной, растает, едва пережив начертавшего ее врача…
* * *
Арех стоит на пересечении двух подземных улочек, стилизованных под древний город. Это минус пятый этаж – его любимый уровень, его любимое место. Сказочная роскошь, недоступная никакому иному подземелью, – изящные фонтаны, затейливые клумбы всевозможных форм и размеров, миниатюрные купели, когда-то заполненные теплой, благоухающей изысканными ароматами водой, широкие улицы под искусно нарисованным небом на уходящем в высоту потолке, вдоль улиц – манящие витрины магазинов и живописные фасады увеселительных заведений – все вокруг имитирует прежнюю жизнь. Не хватает лишь ее самой – запустение, пронзительный запах тления и умирания, вездесущая терпкая пыль, назойливо лезущая в ноздри. Здесь нет людей, покрытый серым пеплом асфальт не сохранил их следы, бездвижный воздух уже не помнит ничьего дыхания, навсегда застрявшее в зените солнце слепо таращится в никуда…